– Ну, как знаешь… – разрешила я.
– Да, а платье вы какое наденете? – всполошилась Лизавета.
– О платье не беспокойся. Пока ты будешь бегать, я как раз платья подберу.
Платья платьями, а не забыть бы здесь мой родной коричневый брючный костюм! Вещь в путешествии несравнимо более удобную, чем все эти роскошные платья, в которых и повернуться-то не всегда легко.
И тут новая идея посетила меня. А не представиться ли мне молодым человеком? Княгиня – фигура слишком заметная, да и единственная в своем роде, насколько я поняла. А если в брючном костюмчике выдать себя за странствующего отпрыска благородной фамилии, глядишь, раствориться легче будет.
К возвращению Лизаветы, притащившей увесистый мешок серебряных брусочков, называемых рублями, я уже была полностью экипирована в дальнюю дорогу.
– Ой, княгиня! – всплеснула руками моя служанка – Да разве ж вам можно ! Это когда вы княжной были, тогда шутки такие изволить могли… А сейчас – не по чину вам машкерат…
– Цыц! – улыбаясь, прикрикнула я на нее. – Мне все по чину! Я тут сама законы устанавливаю. И потом, ты не поняла.
Это не маскарад, а военная хитрость. Как раз чтоб никто не догадался, что я – княгиня.
– А ваша княжеская Филумана? – резонно заметила Ли-завета.
– Неужто так бросается в глаза?
– Еще как! Ну, что это Филумана, может, и не каждый знает – особенно в большом городе. Но что она княжеская– это сразу видно. – Лизавета примолкла, оценивающе окинула меня взглядом и выдала новое предложение: – А давайте поверх Филуманы повяжем шейный платок. Слыхала я, что сейчас так многие господа делают. А за ними и даже некоторые слуги, кто побогаче, пристрастились вязать на шею платки, хоть у них гривны отродясь не было. Вон даже наш Корней– уж на что голытьба, а и то платок вокруг шеи повязывает. По торжественным случаям. Говорят, – доверительно склонилась она ко мне, – в больших городах теперь на улице и отличить трудно кто идет: господин или слуга.
– Да ты что? – заинтересовалась я.
– Ну, господ-то всегда отличить можно, – спохватилась Лизавета, испуганно глянув на меня – не заругаю ли дерзкую за то, что посмела сравнить господ с простолюдинами?
– Шейный платок – хорошая идея, – поспешила успокоить я ее. – Вот только что мне с тобой делать?
– А что со мной делать? – снова испугалась Лизавета.
– Ну как же: путешествует господин. С ним должен быть слуга. А со мной будет служанка. Вот и раскроется сразу наша военная хитрость. Может, тебя тоже мужчиной переодеть?
– И ничего не раскроется, даже и переодевать меня не надо, – решительно рассеяла мои сомнения Лизавета. – Многие господа со служанками ездят. Особенно молодые. Им служанки, почитай, каждый день нужны, чтоб на стороне какую дурную болезнь не подхватить.
– Ну, если так, – хмыкнув, согласилась я.
Георг все еще метался по тронному залу, расшвыривая все, что попадалось на пути. Противоречивые мысли его бурлили, и простой выход – пойти и элементарно прирезать меня – еще не выкристаллизовался.
Мы с Лизаветой беспрепятственно добрались до конюшни, около которой уже стояла карета.
Не то чтоб совсем карета, но все же побольше обыкновенного возка.
– Я сказала взять без герба – вы же тайно едете, – пояснила Лизавета.
– Так у меня и герб есть? – улыбнулась я.
– А как же – и такой красивый! – серьезно ответила Лизавета.
Пара нетерпеливых лошадок, впряженных в карету, постукивали копытами о сухую твердую землю и потряхивали гривами, косясь в нашу сторону. Кучер, напротив, был само спокойствие. Невысокий, кряжистый мужик с кнутом в руке важно прохаживался рядом. Я не помнила его, но многих ли я успела разглядеть и запомнить?
При моем появлении он степенно опустился на колени. Получив разрешение подняться, так же степенно встал на ноги.
– Дорогу до Сурожа знаешь? – на всякий случай спросила я. – Ночью сможешь довезти?
– Не сомневайтесь, госпожа княгиня, – важно пробасил он.
Оставалось только устроиться на довольно твердых каретных подушках, и мы тронулись в путь.
Большого переполоха наше появление не вызвало, но еще один косматый мужик все-таки выглянул из дома, кинулся помогать Николе распрягать лошадей. Первый же, подперев ворота толстым поленом, повел нас на второй этаж: «В господские горницы».
После неудобных, набитых соломой каретных подушек я блаженно повалилась на мягкую кровать, с удовольствием ощущая, что смерть мне здесь не грозит, по крайней мере в ближайшее время. И почти сразу уснула.
Сон мой был сладок и приятен. Возможно, я даже улыбалась во сне, потому что вспоминала о внезапно прорезавшемся у меня даре читать чужие мысли. Такой замечательный дар! И источник его для меня во сне был совершенно очевиден – моя шейная гривна. Моя Филумана! Другие гривны недостойны даже упоминаться рядом с ней, например, Агастра. Ведь совершенно ясно, что Георг не способен читать чужие мысли! И еще что-то мелькнуло в моей затуманенной сном голове. Но было смыто нахлынувшим страхом. Связанным с Георгом, кровью, смертью…
* * *
Княжеская столица встретила нас сонной предрассветной тишиной.
Отодвинув шторку на крохотном оконце, я всматривалась в проплывающие мимо дома – одноэтажные, деревянные, с закрытыми резными ставнями. Очень похоже на какую-нибудь старинную нашу деревню. По телевизору видела – такие еще сохранились кое-где в Нечерноземье да в Сибири.
Тарахтение каретных колес разбудило дворовую собаку, та залилась визгливым лаем, за ней другая, третья – и к постоялому двору мы прибыли под фанфары разноголосого собачьего тявканья.
Наш кучер Никола, не обращая ни малейшего внимания на псиную ораторию, спрыгнул на дорогу, подошел к высоким закрытым воротам, стукнул рукояткой плетки.
– Кто? – высунулась в щель косматая заспанная голова.
– Господин приехал, открывай, – значительно пробасил Никола, и ворота перед нами послушно распахнулись.
* * *
Утро выдалось позднее.
Лизавета не смела меня будить, но бесконечное конское ржание, чьи-то пронзительные крики, стук деревянных колес по мощенному булыжником двору – все это заставило меня наконец открыть глаза.
– Лизавета, – сонно позвала я, – как тут умыться?
Через час, когда я уже заканчивала завтракать, вопрос: «Что же теперь делать?» – вновь возник в голове.
Разведать обстановку!
А если конкретно: что разведать, где, как? Хм, сплошная неопределенность. Не начать ли прямо с этого постоялого двора?
– Лизавета, а кто-нибудь из господ, кроме нас, здесь остановился?
