– Не посмеют?
– Скажем мягче – не захотят нам этого показывать. Чтобы не расстроить. Расстроить хозяина – горе для слуги.
– О! Целая философия! Основанная на предположениях. А я вот могу сказать точно – они хотят есть. Только сдерживают свои чувства. Но в душе ваш брат костерит вас на чем свет стоит.
– Брат? Ну он-то может! Вот, значит, что дала нам княжеская гривна дополнительно! Способность проникать в мысли и чувства других?
– Ну есть такое дело, – вынуждена была согласиться я. И тут же пошла сама в разведку боем: – А вам что дала дополнительно ваша гривна?
– Это не секрет. Я обрел способность переносить свою силу на некоторое расстояние от руки. Вот там, видите, стоит жбан с квасом. Так вот, я протягиваю руку… Жбана я коснуться рукой отсюда, конечно же, не могу, но я все равно его беру…
Да, я увидела. Большой глиняный жбан на расстоянии метров в десять-пятнадцать от нас. Он самостоятельно приподнялся, наклонился, из него в кружку вылилась какая-то жидкость. Жбан сам собой установился обратно, а кружка тихонько приподнялась и поплыла по воздуху мимо всех – прямо мне в руку.
Видно, князь не слишком баловал своих слуг демонстрацией телекинеза – рты у всех при виде этого зрелища открылись довольно дружно.
– А теперь, княгиня, попробуйте наш кравенповский квас. Его хвалят.
Я отхлебнула. Холодный квасок в жаркий день – что может быть приятнее!
– Знаете, князь, его хвалят не напрасно. Но после кваса и я почувствовала, что проголодалась.
– И мы сразу же идем обедать! – весело откликнулся Михаил, поднимаясь с подушек и ожидая, пока поднимусь я.
Руку даме он не предложил. Но вряд ли здесь это принято – при наличии погребальных-то костров с живыми слугами!.
* * *
После обеда поговорить не удалось – надо было двигаться, не теряя времени. Но Михаил все же выкроил секунду, чтобы заглянуть в мою карету и тихонько сказать:
– С кучером надо разобраться не позже сегодняшнего вечера. А пока скажите ему хоть несколько одобрительных слов, перед тем как он захлопнет дверцу кареты. Это поможет ему дожить до вечера в здравии.
Я не стала пренебрегать этим советом (и обязанностями хозяйки, которые, оказывается, у меня имелись), в очередной раз рассказала Николе, как его люблю, и мы доехали до ночлега без происшествий.
Но лоб у моего кучера был к вечеру насуплен, а в душе разлилась такая тоска, что мне самой стало не по себе.
На меня никто старался не смотреть (только Лизавета продолжала обожаюше заглядывать в глаза), все ждали моего решения. Черт, ну почему Никола обязательно должен умереть?!
На ночлег мы остановились на опушке большого леса в маленькой, чистенькой и совершенно необитаемой бревенчатой избушке. Вернее, остановилась в избушке я с Лизаветой. Остальные расположились живописным табором на полянке.
Я сама подошла к Михаилу:
– Вы обмолвились, что есть способ разрешить возникшее затруднение с моим кучером.
– Да. И я видел вашего кучера. Вам, конечно, необходимо его лишить жизни – это становится совсем уж неотложным делом. Давайте быстренько повечеряем простоквашей с хлебом. Мяса, если захотите, лучше потом поедим, после. Не зря даже у волхвов ведовство и потворство получается лучше, если они сначала постились.
Я взяла протянутую кружку. Отхлебнула, не чувствуя вкуса из-за волнения. Михаил внимательно посмотрел на меня и мягко, успокаивающе сказал:
– Может ничего не получиться, все в руках Божьих. Думайте о том, что сделаете все, что позволят ваши силы. В первый раз трудно, но у вас впереди еще тысячи таких случаев, как этот. И даже если вы сейчас не спасете его телесную оболочку – это поможет вам потом.
Ничего себе – утешил!
– Что значит «телесную»? – стуча зубами по краю кружки, поинтересовалась я.
– Ну, кучер ваш, как там его – Никола? Он ведь все равно должен умереть… Да, госпожа княгиня, да, никуда не денешься. Впредь будете внимательнее к своим обязанностям госпожи… Но в том-то и счастливая находка князя Архипа, что теперь мы можем, убив вашего Николу, на его месте возродить к жизни кого-то другого.
– Кого?
Меня уже била дрожь.
– Вам холодно, княгиня. Вечера прохладны, пусть ваша служанка принесет накидку потеплее.
Моя дрожь не имела отношения к холоду опускающихся сумерек, но я покорно крикнула:
– Лизавета, принеси накидку!
– Но, князь, вы говорите неконкретно! – почти жалобно сказала я. – Что именно я должна делать?
– Во-первых, конечно, убить вашего Николу. Потом, не медля ни секунды (чтобы тело не успело умереть окончательно), назвать нового человека, который будет жить вместо Николы. Что же именно вы станете делать – это зависит от вас. Тут советовать трудно. У меня совсем небольшой опыт возрождения слуг – правда, при других обстоятельствах и не после навьей истомы. Не знаю, пригодится ли вам то, что я скажу, но у меня было так: сначала я долго смотрел на анта, успокаивался. До тех пор, пока не почувствовал его душу у себя на вытянутой ладони.
– И потом убили эту душу? – лязгая зубами, поинтересовалась я.
– Ни в коем случае! Вернее, нет, убить придется, но только если вы почувствуете, что у вас ничего не получается. Тогда смело убивайте – это для него лучше, чем очнуться не убитым своей госпожой или очнуться с наполовину отмытой душой. Но если все-таки вы почувствуете, что дело пошло на лад, то просто будьте осторожны – и ваше сердце само вам подскажет. Ну, конечно, и Филумана вас не оставит в благом деле. Я тут, княгиня, распорядился уже…
Только сейчас я заметила, что он вывел меня на площадку позади домика, где уже собрался весь наличный состав. Стоял и Никола, повесив голову.
– Объявите ему свою волю, – шепнул Михаил.
– Никола… – Горло у меня предательски пересохло, я судорожно сглотнула.
Мой кучер поднял голову, вглядываясь в мое лицо в сумеречном полусвете.
– Я убью тебя, – прокаркала я. – Сама.
Никола вздрогнул, потом плечи его расправились, он гордо огляделся, а все мысли захлестнуло и смыло волной счастья. Да и все присутствующие вздохнули облегченно. Некоторые заулыбались. А Лизавета, так та просто сияла, высокомерно посматривая вокруг, – вот, мол, какова моя госпожа!
– Запаливай, – негромко приказал князь, и с трех сторон от меня загорелись жаркие костры.
– Я удаляюсь, но помните: как только вы успокоитесь – все получится, – ободряюще сказал Михаил. И я осталась одна, освещенная с трех сторон. Почему одна?
– Никола, – позвала я.
Теперь нас на освещенном пятачке стало двое. Ноги меня не держали, я опустилась прямо на сухую землю и приказала Николе:
