Хватило даже времени Никодиму – он успел выполнить свое горячее желание и присягнул мне как своей госпоже на верность, поцеловав крест. Все было обставлено трогательно и весьма торжественно – не хуже, чем когда он присягал Пор-фирию Даже лучше: ведь кроме кравенцовского лыцарства присутствовали сразу две княжеские фамилии – в моем липе и лице Михаила.
Но самое главное, что князь Михаил за это время собрал целый полк из своих дружинников.
– Хватит приключений, любовь моя! – объяснял он мне, почти не прекращая целовать меня, – Мы прибудем в Вышеград спокойно. Без осложнений. И пусть для этого потребуется хоть целая армия – у Кравенцовского княжества достаточно людей, чтобы защитить наше с вами счастье, любезная моя княгиня, от кого угодно!
«Но не от немилости вашего вышеградского цара…» —думала я с тревогой. Слова многомудрого Каллистрата о запрете брака между столь значимыми особами, как князь и княгиня, не шли у меня из головы.
Несколько раз я порывалась сказать об этом Михаилу, но… Счастье и так мимолетно. Зачем омрачать его мгновения бесплодными размышлениями о будущих неприятностях?..
Зато какое было отплытие! Четыре ладьи, восемь стругов Михаил приказал, чтобы кроме гордых серебристо-зеленых квасуровских знамен и вымпелов на мачтах реяли также и бело-золотые шагировские стяги.
Пышность прощания не поддается описанию. А если учесть, что почти полдня нас сопровождала и вся флотилия киршагских рыбаков, то будет ясно – народная любовь к князю получила в этот день подкрепление не на одно десятилетие!
Прибытие в Дулебскую гавань получилось не менее пышным, хотя и с оттенком настороженности. Внезапное появление объединенного флота двух княжеств – морского Кравенцовского и, до этого вполне сухопутного, Сурожского – вызвало немалый переполох в порту. Дулебский лыцар Евграф, срочно прибывший к пристани, на которой разгружались наши корабли, хоть и демонстрировал все виды почтительного гостеприимства, но привел с собой такую дружину, что сомнений не оставалось – опасался захвата города.
Наши слова о том, что в Дулебе мы проездом, задерживаться не собираемся, а нуждаемся только в хороших лошадях для верхового передвижения на Вышеград и отличной карете для княгини Шагировой, были встречены с очевидным облегчением.
Лошади, карета и телеги для скарба были тотчас доставлены к причалу. Но тут образовалось новое препятствие. Разнежившийся лыцар Евграф, осознав наконец безопасность внезапного появления сразу двух княжеских персон, обратил теперь внимание и на приятные стороны нашего появления в Дулебе – а именно на такое чудо света, как княгиня Шагирова.
Последовало приглашение в дулебскую крепость – отдохнуть с дороги после морской качки, расслабиться душой…
– Князь… – предостерегающе прошептала я. Михаил посмотрел на меня, подмигнул и сообщил: – Супруга лыцара Евграфа, благородная Аграфена из лыцарова рода Кулебякиных зело прославлена своим собранием морских диковинок и украшений. Которые просто грех не осмотреть! – и подтвердил свои слова значительным кивком.
Ну что делать с этим насмешником! Пришлось ехать на пир к Евграфу дулебскому и его Аграфене.
Зато уж утро следующего дня мы встретили на пути в Вышеград.
Дорогу окружали леса – тяжелые, хвойные, с темной глубиной среди толстых еловых стволов. Но безопасные, по словам Михаила. Относительно безопасные, конечно. Торговые обозы, то и дело встречающиеся на пути и почтительно уступающие нам дорогу, были лучшим доказательством тому.
– Быть нам в Вышеграде уже сегодня! – заверил Михаил, гарцуя возле моей кареты.
И поздней ночью зарево вышеградских огней встретило нас.
– А как попасть на прием к вашему цару? – поинтересовалась я.
– Надо приехать и ждать. Раньше так всегда было, – пожал плечами Михаил. – Царово величие само определяет, кого ему к себе приглашать и когда!
– Точно ли никакого прошения не нужно подавать? – обеспокоилась я. – А то будем здесь сидеть до белых мух. А потом нам скажут: сами виноваты, надо было напоминать о себе, цару недосуг заниматься каждым приезжим князьком!
– О, вы, княгиня, плохо знаете царово величие!
– Совсем не знаю, – буркнула я.
– Тем более! – Михаил засмеялся. Цар обо всем осведомлен, все ведает, ничего не пропускает.
– Так ведь и свихнуться недолго – от переполнения мозгов ненужной информацией! – посочувствовала я.
– Только не цару! – заверил Михаил.
И мы заняли под ночлег целый постоялый двор.
Ранним утром я проснулась от неприятного ощущения, что покой вокруг обманчив и мертвый штиль на море связан только с тем, что мы попали в «око тайфуна», в самый центр урагана.
Небо за окном было серым, предрассветным. Князь сладко посапывал, широко раскинув руки, как бы приглашая вернуться в его объятия. Мы были не в море. Но зловещее ощущение, коснувшееся меня, не развеивалось. Хоть пол под ногами и был устойчив и волны остались далеко, но шторм бушевал нешуточный. Он ревел и громыхал, он уходил и отдалялся, но он совсем недавно был здесь, в этой спаленке. Пронесся я отправился дальше – не слышный уху, не видный глазу, но страшный в своей необузданной мощи. Что за наваждение?
– А откуда этот ваш пар знает все про всех? – поинтересовалась я, любуясь, как Михаил при утреннем умывании фыркает и плещется под потоками воды из кувшинов.
– Цар-то? – Князь взмахом руки отпустил слуг с пустыми уже кувшинами. – Сказок про то много ходит, но точно знать никто не может.
– Почему – не может – удивилась я.
– А потому что не положено! – потешно насупился мой проказник. – Никому не положено. Это же цар!
– А я вот знаю, – задумчиво сказала я. – Он подсматривает за всеми. По ночам.
– Цар? – не поверил Михаил.
Потом нахмурил лоб, о чем-то размышляя, прыснул от смеха. Не выдержал и уже расхохотался во все горло. Я с немым вопросом наблюдала это веселье.
– Очень уж ясно я представил себе, как великий цар бегает по ночному Вышеграду и, встав на четвереньки, подглядывает в щелочку под дверью! – сообщил князь, отсмеявшись.
– А он не так подглядывает, – пригладила я мокрые вихры на княжеской голове, – Хотя, может быть, я и ошибаюсь
Но я не ошибалась.
Когда около полудня к нам явился рында из придворных даровых оруженосцев, мы уже сидели полностью готовые к дворцовой «уединенции». При всем параде, на низком старте.
Рында – молодой холеный отрок – сделал вид, что не удивился нашей готовности, снял в дверях свой замечательный головной убор, который назывался, насколько я могла понять из его горделивых мыслей, «клобук со шлыком», и торжественно провозгласил: – К царову величию пожаловать князю кравенцовскому Квасурову Михаилу и княгине (тут он чуть поперхнулся, уставившись на Филуману)… и княгине сурожской Шагировой Наталье! Нынче же!
