— хотя уже с заметным влиянием Дальнего Востока — на их пути стало Ургунское царство, на территории которого мы и находимся. Ургунцы, как это обычно бывает, несмотря на больший уровень цивилизации, не смогли отразить дикий натиск степных варваров — однако предводитель тагаев, хан Кагарлыз, оказался не только умелым полководцем, но и умным политиком. Он видел перед собой процветающую страну и не хотел превращать ее в разграбленную пустыню, а ее жителей — в рабов, всегда готовых к бунту против завоевателей. Он хотел видеть ургунцев не рабами, а союзниками, и даже сам сочетался законным браком с дочерью последнего ургунского императора. Кстати, для этого ему пришлось перевести уже имевшихся у него трех тагайских жен в статус наложниц, ибо ургунские законы не допускали полигамии — что вообще-то необычно для средневосточных стран. Понятно, что знатные тагайские семейства, к которым принадлежали жены, были от этого не в восторге, и неудивительно, что уже через полтора года ургунская принцесса умерла при загадочных обстоятельствах — успев, однако, родить Кагарлызу сына. К тому же с легкой руки хана обычай жениться на знатных ургунках вошел в моду и среди его приближенных. Надо полагать, девушки были не в восторге — для них с их аристократической спесью было сомнительной честью стать женой какого-то варвара, но, в конце концов, это было лучше, чем стать его же рабыней. Без грабежей и захвата рабов, равно как и без восстаний, конечно, тоже поначалу не обошлось, но в целом процесс ассимиляции пошел вполне успешно, и уже где-то через два столетия победители и побежденные представляли собой единый народ — тургунайцев, причудливо сочетавший оседлую и кочевую культуру. Сын Кагарлыза и ургунской принцессы, Салымбек, продолжил завоевания отца и двинул войско тагаев — в которое входили уже и ургунские отряды — дальше на восток. Войско обогнуло с севера Бхиланайские горы и вторглось в империю Цань — слишком большую, чтобы покорить ее целиком, но изрядный кусок тургунайцы все же оттяпали. Часть захваченных земель, впрочем, впоследствии снова вернулась цаньцам, которые, в силу своей многочисленности, попросту растворили в себе завоевателей; не было даже войны, просто очередной хан махнул рукой на слишком дальние провинции, удержание которых приносило больше хлопот, чем доходов.
— Слушайте, Эйрих, откуда вы все это знаете? На Западе год назад и слово-то такое — Тургунай — мало кто слышал.
— Мир не исчерпывается Западом, как вы уже имели возможность убедиться.
Элина недовольно скривилась — она терпеть не могла, когда от нее что-то скрывали, но уже знала, что упрашивать Эйриха бесполезно — и задала более насущный вопрос:
— Вы не знаете, караван работорговцев уже прибыл в город?
— Пока не знаю; думаю, что нет, иначе мальчишки мне бы сообщили — я ведь не сказал им, в каком качестве должны прибыть белые молодые люди. Но я сегодня же выясню точно. Нет ничего странного, если вы их обогнали — закованные невольники идут медленно. Ваше счастье, что ваши пути не пересеклись еще раз.
Элина стащила сапоги, отстегнула меч и откинулась на мат.
— Что-то я сегодня не выспался, — виновато сообщила она.
— Отдыхайте, — кивнул Эйрих. — Ночью ваш организм не столько восстанавливал силы, сколько тратил их на борьбу с холодом. Вообще-то на будущее избегайте таких ночевок. Вы могли замерзнуть насмерть.
— Весной? — удивилась Элина.
— Такое случается даже и летом в холодные ночи, — наставительно изрек Эйрих.
Элина действительно вскоре уснула, зато проснулся Йолленгел. Он хотел было выразить бурную радость, завидев живую Элину, но Эйрих приложил палец к губам, а затем осведомился, можно ли оставить графиню на попечение эльфа. Йолленгел ответил, что он-де давно уже в порядке, а потому, мол, вопрос совершенно излишний. Эйрих не был в этом полностью уверен, но все же согласился и отправился в город.
Вернулся он часов через пять, имея встрепанный вид и запыленную одежду. Элина все еще спала. Эйрих неодобрительно прислушался к ее дыханию, а затем потрогал ее лоб. Его подозрения подтвердились — у девушки был жар. Она замычала во сне, но не открыла глаз.
Эйрих без лишних церемоний расстегнул ее рубашку и приложил ухо к груди; затем перевернул больную на живот и послушал со спины. Кажется, худших опасностей все же удалось избежать. Просто сильная простуда, вероятно, отягощенная испытаниями последних дней.
Хотя в поистощившемся уже арсенале Эйриха имелось средство, способное понизить температуру, он, вслед за своими учителями, считал, что не следует подавлять без необходимости естественные защитные реакции организма. Поэтому на этом этапе он ограничился лишь тем, что укрыл Элину одеялом.
Несколько раз графиня принималась ворочаться и что-то бормотать в бреду, но впервые пришла в себя только под вечер, устремив на Эйриха страдальческий взгляд слезящихся глаз. Эйрих объяснил ей ситуацию.
— Как это все не вовремя! — графиня сжала кулаки от злости на себя.
— Здравствуйте, Эрвард, — улыбнулся ей Йолленгел.
— Да, вот как раз здравствовать мне сейчас и нужно, а не валяться тут мертвым грузом. Д-демоны…
— Ну, пока нам некуда особо торопиться, — успокаивающе заметил Эйрих.
— Рабы еще не прибыли. Еще я навел справки о судьбе ханского посольства. В городе ничего не известно о серьезных происшествиях с ним. Говорят, что оно благополучно вернулось из стран Запада еще прошлой осенью. Говорят, правда, что ему пришлось сражаться с какими-то варварами в пути, в результате чего не все воины вернулись назад — среди погибших был и один местный уроженец. Но это все. Ни слова ни о каком западном принце.
— Значит, это все-таки интрига самих тургунайцев, — мрачно резюмировала Элина.
— Возможно, — кивнул Эйрих. — В любом случае, интересоваться этим делом следует с большой осторожностью. За пару дней тут все равно ничего не выяснить, — он мог бы добавить, что в этом городе вообще, судя по всему, выяснять нечего — если какие-то следы и существуют, то их надо искать либо на западе, на границе с соседним Хурданистаном, либо на северо-востоке, в столице; однако подобные мысли вновь повергли бы Элину в уныние и самоедство. Вместо этого Эйрих предложил ей миску горячего бульона. Графиня, несмотря на то, что не ела уже более трех суток, отнеслась к этой идее без большого энтузиазма — скорее по принципу «надо — значит надо», и лишь осведомилась, хватает ли им денег на еду.
— Я сегодня поучаствовал в неком самодеятельном борцовском турнире на площади, — ответил Эйрих. — Один бугай хвалился, что никто не сможет его одолеть. Когда ставки достаточно выросли, мне пришлось этим заняться. Демоны, жаркое было дело. Он действительно оказался силен, как бык, и знал кой-какие приемы — да и я становлюсь староват для подобных упражнений… Но, как видите, еще не настолько, чтобы проигрывать.
Элина пролежала с температурой три дня; Эйрих лечил ее отварами и полосканиями. На четвертый графиня категорически заявила, что здорова — хотя о полном выздоровлении говорить было рано — и потребовала немедленных действий. Если где-то посередине между явью и бредом она и могла воспринимать некритически слова Эйриха о том, что караван все еще не прибыл, то теперь у нее уже не было сомнений, что здесь что-то не так.
