Плавание продолжалось еще два дня. Стало заметно холоднее. У берегов реку в этих краях уже покрывал лед, но фарватер оставался свободным, и, судя по всему, Дйаргур не боялся, что харры вмерзнут, не дойдя до цели. Зато стоило мне закашляться, находясь на палубе, как он сразу увлек меня в каюту. Такая трогательная забота, конечно, была смешна — после того, что мне пришлось пережить пару дней назад, вряд ли я сильно рисковала здоровьем, стоя на открытом воздухе в теплой одежде. Вообще, суровый предводитель хардаргов был по отношению ко мне так нежен и внимателен, что я поначалу даже испугалась. Ну, вы понимаете, после этого гнусного Зак-Цо-Даба… Но нет, подобная грязь и мерзость была тут совершенно ни при чем. Тем более что у южных народов брачный сезон начинается и кончается раньше, чем у нас. Тут было что-то другое… Он называл меня «Эйольда», но нередко и «Хейги», и я никак не могла понять, что это значит. «Девочка»? «Крылатая»? «Друг»? Нет, точно не «друг», поскольку мою попытку назвать его «Хейги» он отверг с самого начала. Может быть, у хардаргов тоже есть крылатая богиня с таким именем?
Но они были куда более развитым народом, чем нгарэйху, и я бы заметила, если бы отношение ко мне имело религиозную окраску. Нет, они прекрасно понимали, что я — такая же аньйо, как и они. И потому их симпатия была более ценной, чем предписанное верой почитание богини. Я не плакала, когда меня вели на казнь, но теперь, когда Дйаргур с любовью смотрел на меня и осторожно гладил мои волосы, я порою чувствовала влажное тепло в глазах…
Спала я по-прежнему в выделенной мне персональной каюте, обедала и ужинала за общим столом на корме — у хардрагов нет таких понятий, как «кухня для офицеров» и «кухня для солдат», — а остальное время по большей части проводила в обществе Дйаргура. Разумеется, мой словарный запас был еще слишком мал для нормального общения, но я старалась запомнить и понять как можно больше и уже на второй день, используя жесты, попыталась объяснить, что цель моего путешествия лежит далеко на северо-западе, но он лишь качал головой.
Не понимал или не хотел понимать? Конечно, даже если бы он и понял, вряд ли это что-то бы изменило. Всякий раз, выглядывая в иллюминатор или выходя на палубу, я видела то угрюмые хвойные леса, утопающие в снегу, то обледенелые утесы, то сплошную снежную целину до горизонта, кое-где изрезанную глубокими оврагами, но нигде ни дорог, ни поселений. Деваться с харра было некуда.
Но мою свободу ограничивала природа, а не аньйо. На корабле я могла заходить куда угодно, а когда, устав от лингвистических штудий, объяснила, что хочу размяться с мечом — субтильных шпаг хардарги не признавали, хотя огнестрельным оружием владели хорошо, — такая возможность была мне тут же предоставлена. За два дня пути я поупражнялась на палубе и с Дйаргуром, и с еще несколькими воинами. Конечно, они были сильнее меня и искуснее тех же гантрусов, да и сказывался большой перерыв в моих тренировках, но когда я замечала, что мне пытаются поддаться, сердилась и требовала, чтобы со мной дрались в полную силу. И пару поединков с молодыми хардаргами мне удалось честно выиграть под одобрительные возгласы зрителей.
Морозным и солнечным утром третьего дня харры подошли к пристани, наполовину вмерзшей в лед. На правом берегу, круто вздымавшемся в этом месте гребнем, высился Ганйаррах — данг Дйаргурова клана.
Данг — это нечто среднее между замком и городом. Данг не строится по единому плану и разрастается со временем, но все его постройки — от стройной смотровой башни, возносящей свой флюгер на сотню локтей над кручей, до сараев и складов, спускающихся к самой воде, — образуют единое целое. Если где-то они не имеют общей стены, значит, их соединяет крытая каменная галерея, но такое бывает редко: в основном постройки лепятся вплотную друг к другу, ибо чем меньше общая площадь внешних стен, тем меньше тепла теряет данг. Все сооружения, даже самые незначительные — кроме разве что некоторых складов ненужного зимой инвентаря, — сложены из камня по той же самой причине: он сберегает тепло лучше, чем дерево. Окна тоже узкие из-за этого. Нужды фортификации уже вторичны — с вражескими воинами жителям данга приходится иметь дело лишь изредка, а с холодом — каждый день на протяжении полугода. Хотя при необходимости данг может выдержать и штурм, несмотря на отсутствие крепостной стены. Под каменным панцирем скрыты и амбары, и зимний хлев, и дровяные склады; данг в любое время готов к многодневной осаде, хотя опять-таки чаще всего осаждающими выступают не аньйо, а свирепые морозы и метели, способные порою бушевать больше декады. Все эти подробности я, разумеется, узнала позже.
Харры, естественно, были замечены с башни еще на подходе, так что, когда мы пришвартовались, на пристани было уже полно встречающих. По большей части это были женщины и дети; почти все мужчины, способные держать оружие, — полторы сотни аньйо — ушли в набег вместе с Дйаргуром. В данге оставались лишь несколько охотников и ремесленников, а также подростки и старики. Из последних, впрочем, мало кто стал спускаться к пристани по вырубленным в камне обледенелым ступеням, рассудив, что как добрые, так и худые вести сами скоро поднимутся к ним.
Последовала обычная сцена встречи бойцов из похода—с объятиями, радостными возгласами, испуганными ахами при виде повязок раненых и ответными пренебрежительными отмашками — «Пустяки, царапина!», малышней, повисающей на отцовских плечах, и трофейными подарками, вручаемыми жене и детям прямо на пристани.
Не всем, однако, так повезло; я видела, как зашлась в плаче немолодая уже женщина, а юноша-подросток пытался ее утешить. Четверо хардаргов погибли во время нападения на Доргот и еще один раненый умер в пути.
На меня в этой суматохе не сразу обратили внимание, но когда обратили, в толпе возникло мгновенное замешательство, и я вдруг увидела, как две женщины попятились, а одна воскликнула с явным испугом: «Хейги!» Такая встреча мне отнюдь не понравилась. Правда, что бы ни значило это слово, но явно не «крылатая»: видеть мои крылья, сложенные под полушубком, они не могли.
Однако замешательство длилось недолго; Дйаргур положил руку мне на плечо и что-то начал говорить своим подданным — не иначе, рассказывал о моих подвигах. И с первыми же его словами — а на некоторых лицах и раньше — стали расцветать приветливые улыбки, так что я совершенно успокоилась и тоже заулыбалась им в ответ.
Потом вся толпа — и прибывшие, и встречающие — потекла наверх по лестницам, разбиваясь по пути на ручейки и вливаясь в отдельные двери. Нырнули под каменные своды и мы с Дйаргуром и еще несколькими бойцами.
Предназначенная для меня комната оказалась на пятом этаже, если смотреть со стороны реки, и на втором — если с противоположной; окно выходило на северо-восточную, перпендикулярную берегу стену, и из него было видно и реку, и лес, начинавшийся за гребнем. Комната была небольшая, но уютная — насколько может быть уютной комната в каменном замке, стоящем среди снегов. Впрочем, идущий от камня холод отчасти компенсировали висящие на стенах ковры и мохнатая белая звериная шкура, расстеленная на полу перед кроватью, а когда в камине жарко запылали смолистые дрова, стало и совсем хорошо.
