Дворец выходил фасадом на относительно ровную площадь и не был обнесен оградой, лишь перед широким пирамидальным крыльцом (разумеется, мраморным), опираясь на мушкеты с примкнутыми штыками, изнывали от жары двое солдат — без штанов, зато в надраенных стальных шлемах. Если от белого мрамора болели глаза, то на шлемы и вовсе невозможно было смотреть. Солдаты были и на ступенях крыльца — по двое на каждом ярусе. Всего ярусов-ступеней было шесть, и я подумала, что в случае беспорядков эти стоящие на разной высоте стражники вполне могут держать под огнем всю площадь, не мешая другу другу и по очереди перезаряжая оружие.
Капитан вновь выбрался из паланкина и вынужден был открыть сундук, показывая его содержимое охранникам. Начальник караула кивнул, и мы поднялись по ступеням. Рабы-носильщики остались ждать возвращения капитана у крыльца.
Во дворце царили прохлада и полумрак — во всяком случае, так мне показалось после слепящего солнца улицы. У самого входа был еще один пост, где капитану и матросам пришлось оставить оружие. Затем мы поднялись на второй этаж по лестнице, лишенной, вопреки моему ожиданию, всякого ковра, зато украшенной по бокам посеребренными статуями (или все же статуэтками?) ростом около двух локтей, возвышавшимися над каменными перилами. Потом мы очутились в длинной галерее. Свет, падавший через разноцветные квадраты стекол, делал ее однородный беломраморный пол клетчатым. Пройдя по ней, мы миновали очередных стражников — на сей раз с копьями, а не с мушкетами — и вошли в тронный зал.
Хотя не уверена, что он был тронный. Скорее он предназначался для неофициальных приемов — во всяком случае, был он невелик, и обстановка в нем была какая-то… неторжественная, что ли. Узорчатые ковры с длинным ворсом на полу, тяжелые занавеси и драпировки (солнечный свет едва пробивался из-за них — если бы я вошла сюда прямо с улицы, то, наверное, мало бы что разглядела), расставленные без видимого порядка статуи, изображавшие обнаженных молодых аньйо обоего пола и каких-то мифических персонажей, густой запах благовоний — во всем этом была скорее роскошь богатой спальни, чем холодное и строгое королевское величие.
В противоположном входу конце зала на невысоком, всего в две небольшие ступени, постаменте стоял трон — или, может быть, просто глубокое кресло с высокой спинкой. В кресле в свободной позе, опершись на правый подлокотник и чуть склонив голову к плечу, сидела женщина, задрапированная в хитон. Ее длинные светлые волосы перехватывал на лбу серебряный обруч; многочисленные браслеты охватывали предплечья оголенных рук. Дневной свет, сочившийся сквозь занавеси, падал на трон сзади, так что лицо сидевшей разглядеть было трудно, и я не могла понять, сама ли это принцесса Анкаха или ее мать-королева. Вообще-то я ровным счетом ничего не знала о правителях Ктито: слишком уж мелкая это была страна по сравнению с могущественным Ранайским королевством. У ног ее на нижней ступеньке пьедестала примостился мальчик в аляповато-цветастом костюме — меня удивила безвкусица этого наряда. Слева и справа от трона стояли стражники с мечами наголо, но позы у них тоже были расслабленные и скучающие. Судя по тому, как они держали свое оружие, у меня возникло твердое ощущение, что на самом деле мечи эти — бутафорские, а истинные охранники держат нас сейчас на прицеле откуда-нибудь из-за драпировок.
Капитан произнес церемонное приветствие; я поморщилась, слыша, как его варварский акцент уродует благородные звуки кйарохского языка. Однако из-за своего эстетического отвращения я упустила начало речи и теперь слушала, как он нудно зачитывает список товаров: прозрачные ткани, украшения из добытых на островах самоцветов, экзотические туземные статуэтки, ковры, изготовленные в северных колониях благовония, серебряная посуда… Все это вместе, должно быть, стоило целое состояние, но принцесса, конечно, могла себе такое позволить. Будь у меня столько денег, я бы никогда не стала тратить их на подобную ерунду. Дворцовые слуги, выпорхнувшие откуда-то из-за занавесей, уже подтащили открытый сундук к трону и держали его на весу, чтобы сидевшая могла сама оценить товар. Она нетерпеливо махнула рукой, веля невидимой за драпировками прислуге отдернуть одну из занавесок, и яркий солнечный луч осветил сундук, засверкав на серебряных вещицах. Тут я лучше увидела ее лицо и поняла, что это вовсе не молодая девушка.
«Видимо, мать принцессы… а то и бабушка», — подумала я, разглядев на свету ее сухую жилистую руку, перебиравшую товары.
— Сколько ты хочешь за все вместе, купец? — спросила она надтреснутым старческим голосом. Ее произношение мне тоже не понравилось. Удивительно, до чего создатели современных кйарохских диалектов испохабили этот красивый древний язык!
— Всего девять тысяч девятьсот, о светлейшая, — поклонился капитан. Очевидно, это была сумма не в йонках, а в местной валюте.
— Я еще не выжила из ума, торговец. Восемь, и ни тфархой больше.
— Но, светлейшая, подумай, насколько нелегко и опасно доставлять тебе столь превосходный товар из другого полушария. Жестокие штормы и еще более жестокие морские разбойники…
«Кто бы говорил!» — едва не воскликнула я вслух.
— Как видно, другие торговцы не столь трусливы, — насмешливо перебила его правительница.
— Ни один торговец не обеспечит тебе такое качество товара, как я! — пылко возразил капитан. — И потом ты еще не видела мой главный подарок тебе — держу пари, никто больше не привозил тебе подобного!
«Подарок?» — удивилась я. Но матрос, обернувшись ко мне, уже размыкал мои оковы. Я недоверчиво подняла руки к лицу, рассматривая запястья, — ощущение кандалов настолько въелось в кожу, что казалось, будто они и сейчас на мне. Еще бы, я провела в них больше месяца!
— Это крылатая девчонка, и крылья у нее такие огромные, что тебе придется хорошо присматривать за ней, а то она того и гляди улетит!
— Знал бы ты, над чем ржешь, скотина!
Матрос уже стаскивал с меня камзол. Я не сопротивлялась, но не стала и помогать ему.
— Подойди сюда, — проскрипел голос правительницы. Я прошла по ковру и встала в полосу света у трона, расправляя крылья. Владычица Ктито рассматривала меня, а я, в свою очередь, смогла с близкого расстояния рассмотреть ее.
Она была не просто старой — она была древней. Ей было, наверное, под восемьдесят; волосы, конечно, были не светлыми, а седыми, а осанка, которую я издали приняла за лениво-небрежную, была на самом деле вызвана физическим уродством: горбом над левой лопаткой и кривой шеей. Все лицо ее было в мелких бороздах морщин, словно на нем порезвился плуг сумасшедшего пахаря, но глаза, хотя и выцветшие, смотрели по-прежнему властно. И, что самое поразительное, на этом лице были заметны явные следы косметики, да и запах духов был таким сильным, что я подумала, как бы у меня не заболела голова. Эта старая уродина до сих пор всерьез относилась к своей внешности!
— Ты и в самом деле можешь летать? — спросила старуха. Она даже не поинтересовалась, знаю ли я кйарохский.
— Нет, — коротко ответила я.
