Прежде чем они с Эвелин принялись за еду, американка отлучилась в мини-маркет и вернулась оттуда, неся туго набитый фирменный мешочек. Быстро расправившись с ужином, десантница извлекла из мешочка тюбик и принялась выдавливать из него на ломоть хлеба протеиновую пасту.
– Тебе очень идёт эта новая стрижка, – задумчиво молвила Фатима.
– Просто лохмы надоели, – пожала плечами американка.
Йоко была смуглым щедрым дождём, влажно цветущей под губами оторопью и дрожью. Всё-таки Эвелин другая, совсем другая. Тихо дремлющее белокурое пламя, ещё не ведающее себя. Чтобы его разбудить, нужны тишь и сумрак, дыхание листвы в тёмном дворе за раскрытым окном. Робость улетучивается, губы всё настойчивей теребят отвердевший сосок, потаённые кудряшки взмокли, кончики пальцев окунаются в их скользкую прохладу...
– У тебя в лаборатории плохие новости? – спросила Эвелин.
– Ничуть.
– Почему тогда ты так хмуришься?
Фатима допила клюквенный кисель и со стуком отставила стакан.
– Нам сегодня прислали из Хартума очень странную штуку, – сказала она. – Судя по всему, новое оружие чужаков. Оно внешне сработано как пистолет, но на самом деле это широкополосный торсионный генератор, фазовый, мощностью порядка ста пятидесяти аким.
– Извини, для меня это сущая тарабарщина, – смиренно созналась десантница. – Нельзя ли попроще?
– Если проще, с помощью этого генератора чужак может поставить сознание человека под контроль. Стопроцентно зомбировать. Я видела видеоматериалы, там зомбированный десантник начал стрелять по своим.
– Да, сволочная штука, – Эвелин отложила изжёванную зубочистку и распечатала упаковку жевательной резинки «Добрыня». – Очень опасная.
– Меня беспокоит вот что. Мы уже переняли у чужаков много новшеств – флуктуаторы, элериум, плазменные микротехнологии. Прекрасно. Но теперь дошло до психотроники, и это сущий джинн из бутылки. Такие генераторы сконструированы у нас давно, весь секрет был в том, как промодулировать пучок торсионных колебаний. Теперь стал ясен принцип психотронного воздействия. В самых общих чертах, но тем не менее.
Десантница хмуро сдвинула брови.
– А как ты думаешь, чужаки могут применить зомбирование в массовом масштабе?
– В принципе могут, – подтвердила Фатима. – Но теперь это сумеют проделать не только чужаки. Понимаешь? Это не кварковая бомба, это куда хуже. Это мечта любого диктатора. Можно делать из людей послушных роботов. Абсолютно безвольных и стопроцентно исполнительных. Можно им...
– Возьми жвачку, – вдруг перебила её Эвелин, протягивая пакетик.
Фатима подставила ладонь, американка выщелкнула подушечку жевательной резинки, потом вдруг резким движением стиснула её запястье, словно клещами. Тут же разжала пальцы и откинулась на спинку стула.
В ответ на обескураженный взгляд Фатимы она небрежно, будто смахивая крошку, приложила палец к губам. Затем её напряжённое лицо снова стало добродушным и беспечным, как всегда. Широкая, наивная улыбка довершила метаморфозу.
От разжёванной подушечки во рту разлился острый мятный холодок.
– Спасибо, – произнесла Фатима.
* * *
Едва Березин переступил порог, раздался восторженный клич:
– Папка приехал!
Вовка с разбегу бросился ему на шею, а Тошка ликующе затявкал и суматошным хвостатым волчком подкатился под ноги.
– Ты надолго, пап?
– На часок.
– Почему так мало?!
– Не капризничай, сынку. Отпусти, задушишь. Дай с мамой поздороваться.
Лена стояла в дверях гостиной, бледная, с тёмными кругами под глазами. Березин опустил сына на паркет, нахлобучил ему на голову свою фуражку, подошёл к жене, обнял, поцеловал.
– Андрюшка... Андрюшка... – шептала она, прижавшись горячей мокрой щекой к его скуле.
– Папка, поезжай с нами, – канючил Вовка, обхватив его за ногу. – Мама говорит, там море тёплое. Японское.
– Рад бы, да не могу.
– А когда война кончится, ты к нам туда приедешь?
– Конечно. Как только, так сразу.
– Честное командирское?
– Честное командирское.
– Поди выгуляй Тошку, сы́ночка, – вмешалась Лена.
– А можно после? Я с папкой хочу поговорить...
– Давай-ка без разговоров. Видишь, пёс гулять хочет.
Услышав магическое слово «гулять», Тошка взвился рыжим смерчем, требовательно загавкал с подвывом. Надув губы сковородником, Вовка принялся искать ошейник и поводок.
Березин разжал объятие, опустился на диван. Лена села рядом с ним.
– Ты собрала вещи?
– Конечно. Неужели всё так серьёзно?
– Да, – Березин полез в карман за трубкой и кисетом. – Федералы готовят прорыв линии фронта. И они вполне могут взять Красноярск.
– Я пошёл! – сообщил Вовка из прихожей.
Бухнула дверь, Тошкин лай завинтился сужающейся вниз спиралью.
В наступившей тишине лицо Лены придвинулось вплотную.
Комнату заволокла темнота, перед глазами возникла серебристая табличка с жирным восклицательным знаком и надписью: «Обрыв сценарного файла. Выйти? Реконструировать? Продолжить?» В прошлый раз Березин психанул, вышел из программы как раз на этом месте и напрочь стёр дальнейшие полчаса. Чуть поколебавшись, он ткнул пальцем в «Реконструировать» и снова очутился в прифронтовом Красноярске.
Лена вернулась из ванной, присела рядом на диван, склонилась над ним.
– Андрюша...
– Что?
– Я всё-таки хочу сделать пластику...
– Номер шестой, под лифчик из парашюта? – покривился Березин.
– Не подтрунивай. Я серьёзно. При моём сложении оптимален второй номер бюста.
– Разве? Спасибо, что просветила, а то в общевойсковом уставе я такого не припомню.
– Опять издеваешься. Но я же хочу этого ради тебя. Чтобы тебе со мной было хорошо.
– И думать не смей, – велел Березин. – Я тебя люблю такой, какая есть. И женился не на дойной корове.
Его рука скользнула под лягушиный скользкий шёлк халата. Маленькая ладная грудь с крепким соском плотно легла в ладонь.
– Ладно, ёжик, – усмехнулась Лена, взъероша его волосы. – Уговорил. Не буду.
Словно бы тёплая мамина ладошка легла на его упрямый чубчик, и он очутился в родном Смоленске, в трёхкомнатной квартире на улице Кутузова, где из окна виден Успенский собор на холмистом горизонте. Сквозь рассветную дымку празднично блещут золотые маковки куполов.
Сигнал компьютерного таймера тонким сверлом прошил тишину. Его время истекло, надо спешить на встречу с Ракитским.