Неизвестно, как долго бы еще продолжалась эта дискуссия, но Кузьма решительно взмахнул факелом.
– На этом и закончим! Заодно договоримся, что больше не будем останавливаться ни под каким предлогом. Даже если наткнемся здесь на отца родного.
Возражать тут было нечего, и отряд послушно устремился вслед за проводником. Машинально оглянувшись через плечо, Кузьма заметил, что светляк-молчальник, опустив факел к самому полу, продолжает стоять над загадочным трупом.
Наиболее точное определение, касавшееся его позы, было таково – «глубокая задумчивость».
Самый последний здухач, попавшийся на их пути, вместо обеих ног имел короткие культи. Но даже увечье, похоже, не помешало ему участвовать в неудавшейся охоте на людей.
– Ну вроде конец… – облегченно вздохнул Юрок.
– А сколько их всего было? – поинтересовался Венедим, косясь на молчальника, как раз в этот момент догнавшего отряд.
– Кто же считал… – пожал плечами темнушник. – Но будем надеяться, что эта сволочь изведена под корень.
Избавившись наконец от необходимости созерцать эту выставку мертвых уродов, спутники Кузьмы воспрянули духом. Появилось обманчивое ощущение безопасности. Летучие мыши не только шастали по туннелю в обе стороны, но и тщательно проверяли все боковые ответвления. Никаких тревожных вестей пока не поступало.
Между тем голод уже давал о себе знать. На привале (хотелось бы надеяться, что это последний привал перед карстовыми пещерами) каждому досталось лишь по кружке водяры, выданной Кузьмой в виде исключения.
Уж лучше бы он этого не делал!
Если светляков от выпитого стало клонить ко сну, то у Юрка вдруг разыгрался нестерпимый аппетит.
– Я сейчас завою с голодухи, – сообщил он Кузьме. – Научи хоть, как улиток и мокриц собирать.
– Здесь они не водятся, – ответил тот.
– Тогда давай мха поедим, – настаивал Юрок. – У меня кишки марш играют.
– С мхом мы полдня провозимся. Чтобы горсть молодых побегов набрать, нужно гору слоевища перевернуть. А потом еще варить несколько часов. Потерпи.
– Не могу! Я или сдохну сейчас, или на кого-нибудь из вас наброшусь. У меня болезнь такая – если брюхо пустое, в мозгах полное помрачение наступает.
Сказано это было столь убедительно, что Кузьма решил пожертвовать лишним часом своего сна.
– Ладно, – буркнул он. – Попробую твою болезнь вылечить. Жди меня здесь.
– Только не обмани! – предупредил напоследок Юрок. – Иначе я за себя не отвечаю.
Кузьма подозвал Князя, уже собравшегося было устроиться на ночлег, и в его сопровождении отправился на прогулку.
Факел пришлось оставить на месте, поскольку Кузьму интересовали главным образом боковые ходы, где, в отличие от главного туннеля, буйно произрастал мох.
Пришлось немало поплутать по всяким тесным закоулкам, прежде чем он обнаружил то, что искал, – толстый пласт гниющего мха, отслоившийся от стены точно так же, как отмершие чешуйки кожи отслаиваются от тела человека.
Сквозь старое осклизлое слоевище уже пробивались молодые нежные побеги, куда более тонкие, чем волос, и Кузьме пришлось заодно ободрать и их.
Затем он начал тщательно, полагаясь не только на осязание, но и на нюх, обследовать сырую холодную стену. «Божья смолка» росла шариками, каждый из которых размерами не превышал слезинку. Иногда на квадратном метре стены можно было обнаружить целую россыпь таких шариков, а иногда – всего один.
Работа продвигалась медленно. Свою добычу Кузьма складывал в поилку, что весьма не нравилось Князю, занятому выискиванием личинок, очень быстро заселявших гниющий мох (попробовали бы они сунуться сюда в пору его зрелости). Несмотря на крошечные мозги и недолгий срок жизни, летучие мыши очень хорошо разбирались в истинном назначении некоторых вещей.
Вернувшись назад, Кузьма застал Юрка, можно сказать, на месте преступления. Размахивая руками, тот охотился на летучих мышей, с тревожным писком вившихся вокруг.
– А по роже схлопотать не хочешь? – разозлился Кузьма. – Не забывай, что эти зверушки мне дороже вас всех вместе взятых.
– Да я только попробовать… – смутился Юрок. – Хоть на один зуб… А ты принес что-нибудь?
– Подожди чуток.
Кузьма перебрал и тщательно промыл все шарики, а потом скатал их в один общий ком.
– «Божья смолка», – догадался Юрок, нетерпеливо следивший за манипуляциями Кузьмы. – Пробовал я ее курить. Только кайфа никакого.
– Глупости! Ты ее пожуй лучше. Только не глотай.
– Долго жевать? – осведомился Юрок, принимая из рук Кузьмы добрую порцию «смолки».
– Чем дольше, тем лучше.
Занявшись делом, темнушник надолго умолк – только сопел и старательно чавкал. Светляки крепко спали. Герасим Иванович Змей – тоже. Угомонились и летучие мыши. Кузьму и самого клонило в дрему, но он хотел непременно дождаться результатов своего опыта, поскольку знал, что «смолка» не на всех действует одинаково. А вдруг зверский аппетит Юрка не пропадет, а еще больше разыграется? Глядишь, к подъему от летучих мышей только шерсть останется.
– Слушай, не могу больше, – сказал Юрок. – У меня уже челюсти сводит.
– А есть не хочешь?
– Нашел о чем говорить! – произнес Юрок с досадой. – Когда назад вернемся, папа Кашира нас накормит и напоит от пуза. А пока на, затыкай. – Он протянул жвачку Кузьме.
– Что затыкать? – удивился тот.
– Дундук! Дырку затыкай, из которой шнур торчит.
– Заткнул, – сказал Кузьма на всякий случай.
– А сейчас тикаем в темпе! Тут скоро так рванет, что небо звездное станет видно.
Только теперь стало понятно, что Юрок бредит. Постепенно выяснилось, что Кузьму он принимает за кого-то из своих приятелей-темнушников, а порученное им обоим дело состоит в подрыве мощного порохового заряда, сосредоточенного у самой поверхности земли, непосредственно под Гранью.
Впрочем, бред был весьма своеобразным. Юрок выражался ясно, последовательно, в деталях не путался и слова свои сопровождал вполне определенными действиями, имевшими, правда, форму мимического представления – так, например, сначала он поджег зажигалкой несуществующий огнепроводный шнур, а потом словно припадочный засучил ногами, изображая быстрый бег.
В ожидании взрыва он распластался на полу туннеля и заставил Кузьму сделать то же самое. Когда тревожная пауза стала чересчур затягиваться, Юрок голосом, полным волнения, осведомился:
– Ну как – рвануло?
– Не слышу что-то, – ответил Кузьма, которому этот дурацкий спектакль уже стал надоедать.
– И я не слышу. Наверное, шнур отсырел… Ох и достанется нам от папы Каширы!
И тут Кузьма решил немного подыграть темнушнику. Наклонившись к его уху, он заорал:
