— Я никогда не преувеличиваю, — ответил он, глядя на ее губы так, словно собирался ее поцеловать. Под этим взглядом внутри у нее тут же вспыхнул огонь. — Нет такой необходимости.
— Твоя семья когда-то владела этим островом. — После их встречи в баре Ларисса зашла со своего смартфона в Интернет и узнала кое-что интересное. — Но твой дед лет тридцать назад передал большую его часть «Мэн Кост Хэритидж траст», а еще часть штату Мэн задолго до этого. Так что сейчас ты просто сидишь в своем фамильном особняке и смотришь в окно на землю, которая могла бы принадлежать тебе. — Она издала короткий смешок. — Как это грустно.
— Я польщен, — сказал Джек, пройдя еще дальше в комнату. Колени Лариссы дрожали, комната словно уменьшилась в размерах, но она не сдвинулась с места. — После нашей встречи ты побежала наводить обо мне справки или, может, ты знала все что нужно до того, как приехала сюда?
— Полагаю, это вопрос с подвохом. Мы знакомы с детства, Джек. Думаю, есть очень мало вещей, которые я о тебе не знаю. — Ларисса небрежно махнула рукой. — Не считая твоих сокровенных мыслей, разумеется. Если, конечно, они у тебя есть. — Она самодовольно ухмыльнулась. — Я обнаружила, что у таких чванливых людей, как ты, они зачастую отсутствуют.
— Думаю, ты путаешь меня с собой, — мягко ответил Джек. Его темные глаза блестели так, будто ее слова одновременно позабавили и разозлили его. — Не меня считают самым легкомысленным человеком во всем Нью-Йорке. Это большое достижение, Ларисса. Должно быть, ты им очень гордишься.
Ларисса ощутила укол боли и стыда, но тут же подавила эти чувства. Таблоиды критикуют ее с тех пор, как она перестала быть ребенком. «Легкомысленная» — это комплимент по сравнению со всеми эпитетами, которыми ее до сих пор наделяли. Почему ее должно волновать, что Джек плохо о ней думает? Ведь для нее он уже давно ничего не значит.
— Да ладно тебе, Джек. Не строй из себя пай-мальчика. — Она изо всех сил старалась не смотреть на рельеф мышц его живота, угадывающийся под футболкой. — Ты не можешь отрицать, что мы с тобой знакомы целую вечность. Я знала тебя задолго до того, как ты изменился. До того, как ты стал самым скучным человеком на свете. Я тебя знала, когда ты был веселым. — Она лениво пожала плечами, зная, что выглядит искушенной и беспечной. — Если мне память не изменяет, одно время ты был самым распущенным плейбоем в Нью-Йорке. — В конце этого периода она сама стала жертвой его чар. — Ты поэтому так меня ненавидишь? Потому что я знала тебя в то время? Это несправедливо. Весь Манхэттен знал, каким ты был тогда.
— Я не испытываю к тебе ненависти, Ларисса. Я тебя знаю.
Протянув руку, он смахнул с ее шеи капельку воды. Посмотрев в его глаза, она увидела в них гнев, желание и что-то мрачное, что напугало ее и в то же время заинтриговало.
— Что ты делаешь? — возмущенно произнесла она, но не отстранилась. Это было безумие. Один раз ей удалось от него убежать. Вряд ли ей повезет дважды.
Его губы дернулись в торжествующей улыбке.
— На острове Эндикотт нет никаких развлечений, — сказал он, проведя пальцем по краю выреза ее футболки. Несмотря на дразнящий жест, взгляд его был холодным. — Я бы не хотел, чтобы ты скучала. Я видел, что происходило, когда тебе становилось скучно. — Он издал слабый смешок. — Думаю, весь мир это видел.
— Сейчас мне тоже скучно.
В ответ на это Джек улыбнулся:
— Пока ты здесь, мы могли бы напомнить друг другу об одной-единственной вещи, которая у нас по-настоящему хорошо получается.
Ей захотелось притвориться глупой, спросить, о чем идет речь, но его сверкающий взгляд остановил ее. Она испугалась, что он может продемонстрировать ей, что он имел в виду. Разве она смогла бы это вынести? Он думает, что она такая же, как пять лет назад. Бесчувственная поверхностная девчонка, которой все как с гуся вода. Она не может допустить, чтобы он погубил новую Лариссу, более спокойную и серьезную.
Также ей не следует убеждать его в том, что она изменилась. Он все равно бы ей не поверил и продолжил ее обвинять, а она не смогла бы себя защитить. Ведь она сама еще толком не знает, что с ней произошло и какой она стала. Она хочет это узнать и в то же время боится.
— Ты, кажется, сказал, что одного раза тебе было более чем достаточно, — ответила Ларисса и, к своему удивлению, обнаружила, что боль, вызванная его словами, еще не прошла. Она знала, что ей не следовало ее испытывать. Одним негативным мнением больше, одним меньше. С этой мыслью она томно улыбнулась: — Можешь не стараться. Большинству мужчин не удается со мной сладить. Тебе тоже не удастся.
Его ответная улыбка была мрачной, почти зловещей. Глаза его стали похожими на тлеющие угли, и у нее перехватило дыхание.
— Проверим? — хрипло произнес Джек.
Прежде чем она смогла что-либо сказать, он положил руки ей на плечи, притянул к себе и накрыл ее губы своими.
Глава 3
Хуже всего было то, что все эти годы она помнила его поцелуи. Новые оказались еще лучше.
Ее ладони скользили по его твердой мускулистой спине. Ткань его футболки была довольно плотной, но через нее она чувствовала жар, исходящий от его тела. Ей безумно хотелось запустить под нее руки и прикоснуться к нему.
Он целовал ее снова и снова, словно был охвачен тем же безумием, что и она. Словно не собирался останавливаться.
Ее глаза закрылись, спина выгнулась дугой, заставив ее теснее прижаться к нему. Она чувствовала, что плавится в его руках.
На этот раз она не пьяна и полностью себя контролирует, но, даже осознавая опасность Джека Саттона, продолжает отвечать на его поцелуи. Похоже, она не может перед ним устоять. Этот мужчина словно создан специально для того, чтобы сводить ее с ума. Она прекрасно понимает, чем рискует. Как бы хорошо ей с ним ни было, она не может притворяться, говоря себе, что их близость ее не разрушит.
Инстинкт самосохранения говорил ей, что если она ему отдастся, то на этот раз не сможет оправиться от потрясения.
Прервав поцелуй, Ларисса высвободилась из объятий Джека и поспешно надела на себя маску бессердечной кокетки, чтобы он не смог заглянуть ей в душу и увидеть, в каком смятении она находится.
— У тебя по-прежнему хорошо это получается, — весело сказала она, словно ее тело не было напряжено как натянутая струна, — но, боюсь, мне придется отказаться от продолжения.
— Почему? — спросил он, призывно глядя на нее.
— Потому что ты слишком этого хочешь. — Повернувшись, она подошла к камину и, обернувшись через плечо, язвительно бросила: — Больше, чем я.
Ему не следовало этого делать. Не следовало прикасаться к ней, тем более ее целовать. Ее глаза блестели от желания. Ее губы припухли от поцелуев, и ему безумно хотелось снова прикоснуться к ним. Эта женщина действовала на него как наркотик. К его сожалению, она продолжала играть с ним в свои лживые игры.
