Адам слабо улыбнулся:
— Тогда у нее случались истерики, призванные наглядно продемонстрировать мне силу ее недовольства.
— Она поднимала на вас руку? — ахнула Елена.
Он поморщился.
— Обычно она предпочитала ранить словом, а не делом, но однажды действительно сильно оцарапала мне щеку ногтями, в другой раз до крови прикусила мне нижнюю губу, — мрачно ответил он. — Я очень быстро возненавидел показные проявления темперамента и до сих пор стараюсь сторониться подобного.
— Так вот почему вы так рассердились, когда на прошлой неделе Аманда устроила такую же истерику, — ахнула Елена.
— Да.
Теперь она поняла, по какой именно причине этот человек старался казаться холодным и надменным, в действительности таковым не являясь. Возможно, Адам высокомерен от природы, но его холодность точно является защитным барьером, которым он окружил себя, чтобы больше не испытывать страданий, пережитых им в его неудачном браке с Фанни. Кроме того, так легче держать других на расстоянии.
Вот только те несколько дюймов, что отделяли сейчас Адама от Елены, едва ли можно было счесть безопасным расстоянием.
Она провела языком по губам, увлажняя их.
— Я… очень польщена тем, что вы решили поделиться со мной этими сведениями, но, кажется, мне пора вернуться в свою комнату. — Ее слова были одновременно и вопросом, и утверждением.
По неизвестной Елене причине глаза Адама потемнели.
— Вы в самом деле этого хотите?
— Уже очень поздно.
Он слегка улыбнулся:
— Я не об этом вас спросил, Елена.
Воцарившееся между ними напряжение стало почти осязаемым.
— Я… Так конечно же будет лучше.
— И снова повторю, что я не о том вас спрашиваю. Вы в самом деле этого хотите?
Он схватил обе ее руки в свои и крепко сжал. Пальцы Елены запульсировали.
На самом деле она хотела совсем не этого. Она хотела побыть с Адамом еще некоторое время, выпить бренди и, сидя друг против друга, неспешно поговорить о вещах более приятных, чем его неудавшийся брак с Фанни, а потом бы Адам заключил ее в объятия и поцеловал.
Мысли о поцелуе, таком жарком и приятном, помогли Елене в некоторой степени забыть о грубости Невилла. В последнее время она часто вспоминала об этом поцелуе, находясь в классной комнате с Амандой, или за обедом, или во время прогулки по саду, или ночью, лежа в постели. Вместо отвращения и тошноты Елена испытывала теплоту и удовлетворенность изысканной, нежной лаской Адама и его страстностью.
Стоило ей лишь подумать о том поцелуе, как она словно наяву ощущала прикосновение губ Адама к собственным губам. В его объятиях она чувствовала себя в полной безопасности. Ей было приятно испытывать давление его восставшей плоти, прижимающейся к ее телу, и касание его нежных, чувственных губ, стирающих ужасающие воспоминания и разжигающих в ее душе страсть и желание, о существовании которых она даже не подозревала.
Она мечтала снова пережить эти чувства.
Дыхание Адама сделалось прерывистым. Он наблюдал за тем, какие эмоции отражаются в глубине прекрасных сине-зеленых глаз Елены. Она смотрела на него, не произнося ни слова.
Его сознанием овладели порывы, сомнения, страхи и образ женщины, противиться искушающему зову которой он не мог. Он и без того слишком долго сдерживал себя. Кровь прилила к его голове и мощным потоком устремилась вниз, к чреслам.
— Елена!
Он обнял ее и, не сводя с нее пристального взгляда, потянулся губами к ее губам.
Глава 10
Ее поцелуй имел привкус меда и бренди, а теплые податливые губы робко отвечали его губам. От ее кожи исходил аромат клубники со сливками, которая была подана сегодня на десерт за ужином. Этой пьянящей смеси Адам не мог и не хотел противиться. Очень быстро он достиг необычайно сильного возбуждения, какого не испытывал долгое время. Слишком долгое время. Он испустил мучительный стон, ощущая выпуклость у себя в бриджах, настолько большую, что она причиняла физическую боль. Он продолжал целовать Елену, нежно покусывая ее полную нижнюю губу. Когда его язык проник в ее жаркий, влажный рот и приступил к чувственному исследованию каждой потаенной впадинки, Елена ахнула от неожиданности и ухватилась за его широкие плечи.
Адам продолжал целовать ее, не выпуская из объятий и прижимаясь к ней бедрами, тщетно пытаясь облегчить мучительную пульсацию в промежности.
Он не должен был — не смел — требовать этого облегчения от женщины, которая на протяжении нескольких недель стоически переносила перепады его настроения, а нынешним вечером стала добровольным слушателем жалоб о его прошлых и нынешних горестях. Гувернантка его дочери. Она не могла дать ему отпор из страха быть уволенной.
Адам понимал, что катастрофический брак с Фанни сделал его холодным и даже временами жестоким, но стоило ли ему теперь обвинять себя еще и в приставании к беззащитным женщинам? Эта мысль оказала на него столь же отрезвляющее воздействие, что и ведро холодной воды.
Елена пошатнулась, когда Адам внезапно оторвался от ее губ и отстранил ее от себя на вытянутых руках, пронзая свирепым взглядом. Она часто заморгала, пытаясь прийти в себя. Ее сознание было полностью затуманено страстным поцелуем Адама.
— Я не понимаю. Я что-то сделала не так?
Он отпустил ее и попятился назад.
— Это я все делаю не так, — отрывисто произнес он. — Мне не следовало… Прошу прощения. — Он покачал головой. — Можете смело залепить мне пощечину.
Елена заметила напряжение, сковавшее его плечи, быстро пульсирующую жилку на шее и свирепый блеск темно-серых глаз. Руки он снова спрятал за спину. Также от ее внимания не укрылось то, что он предложил ей наказать его так, как раньше с удовольствием это делала его жена.
— Я не стала бы этого делать. Возможно, вы раскаиваетесь в случившемся? — мягко спросила она.
Он печально усмехнулся:
— Зачем мне раскаиваться в том, что доставляло такое удовольствие?
Елена несколько расслабилась.
— И мне тоже, — призналась она, зная, что говорит правду. Она верила, что Адам не причинит ей боли. По крайней мере, физически.
Он глубоко вдохнул:
— Я поступил бесчестно, воспользовавшись вашим положением себе во благо.
Она непонимающе нахмурилась:
— Я похожа на женщину, которую к чему-то принудили или которой воспользовались?
— Нет. Но вы, должно быть, именно так себя и чувствуете…
— Адам.
— …и я тоже. — Тут он замолчал и посмотрел на нее. — Вы в первый раз обратились ко мне по имени.
— Да.
— Почему сейчас?
