— Что тайны должны оставаться тайнами, если у вас нет дозволения их раскрыть.
Эйслин бросила взгляд в окно, затем снова на Маршу.
— Вы уверены? Даже после того, что я вам рассказала?
— Да, — усмехнулась Марша. — Так что не соблазняйте меня, не то спрошу.
Она видела, что ее ответ очень огорчил Эйслин, которая все-таки сдержалась и стала рассказывать, как Джо впервые начал ходить.
Дворецкий доставил почту. Другой слуга принес поднос с чаем.
— Простите. Одну минуту, — сказала Марша Эйслин, когда слуги вышли.
Писем было пять. От Синтии, от Дженис, от мамы. Еще письмо — о Господи! — из Дублина. И пятое — от герцога Бошана! Его печать Марша узнала сразу.
— Если не возражаете, Эйслин, я прочту пару писем. Налейте чаю для нас обеих, хорошо?
— Конечно, миледи, — чопорно сказала Эйслин.
— Спасибо. Мне один кусочек сахару и молоко, пожалуйста.
— Очень хорошо, миледи.
Пока Эйслин заботливо разливала чай, Марша прочитала письмо из Дублина. Прекрасная новость! Одна из школ приглашала ее на собеседование. Ей надлежало явиться туда в следующую пятницу, в два часа. Директриса писала, что всегда восхищалась маркизой Брэди, и ей польстило желание родной дочери леди Брэди занять должность учительницы в ее школе.
Разумеется, Марша не сможет отправиться на собеседование.
Как легко можно было бы сказать «да»! Забыть о Дункане. Остаться в Ирландии и самой строить свою жизнь. Со временем сделаться пожилой тетушкой, которая обожает навещать своих родственников, их супругов и детей.
Радоваться мирной, насыщенной трудами жизни.
Простоя, мирная жизнь? Марша может ее выбрать, но не выберет, если это будет означать, что она просто прячется от возможности счастья рядом с Дунканом.
С замиранием сердца она распечатала письмо герцога. Закончив читать, сложила письмо дрожащими пальцами и бросила его на чайный поднос.
Вот это удар.
— Вам нехорошо, миледи? — Эйслин протянула ей налитую до краев чашку чаю.
Марша осторожно приняла чашку на блюдце.
— Нет, — сказала она. Она резко отставила чашку, пролив на поднос. — Да, мне нехорошо.
— Миледи, чем я могу помочь? Принести вам нюхательные соли? — забеспокоилась Эйслин.
— Нет, благодарю, мне уже лучше. — На самом деле она была совершенно растеряна.
Эйслин улыбнулась ей ободряюще.
— Вас любит лорд Чедвик, и я сделаю все, что вы захотите. Если вам нужно выговориться, то я сочту за счастье вас выслушать, миледи.
Марша взглянула на свою странную наперсницу и решила, что вреда не будет, если она расскажет.
— Герцог Бошан предлагает мне стать директрисой в школе Оук-Холл, в Суррее. Он выкупил школу у леди Эннис и хочет, чтобы осенью я туда вернулась.
— Боже, — воскликнула Эйслин, — вот это новость!
— Да, потрясающая новость. — Марша встала и подошла к окну. Озерная гладь, все дышит спокойствием. А у нее в душе буря.
Эйслин подошла и встала рядом.
— Это ведь хорошая новость?
— Раньше казалось, это предел моих желаний, — сказала Марша. — Да что я говорю? Еще лучше — из герцога выйдет такой щедрый и добрый попечитель, что куда там леди Эннис! Он уже начал строить маленький театр позади основного здания, чтобы там можно было ставить спектакли. Такого у нас еще не было. — Она помолчала. — Почему жизнь так любит все усложнять? Почему так любит перемены? Почему мы не можем получить все? Все сразу?
— Не знаю, миледи, — тихо ответила Эйслин. — Но мне точно известно, что мы меняемся и всю жизнь говорим то «здравствуй», то «прощай» — людям, временам года, нашим домашним животным. А некоторые из нас — еще и работе, дому или деньгам. И конца этому нет.
— Вы правы, — согласилась Марша.
Они стояли у окна, и Марша, как зачарованная, смотрела на озеро.
— Отвлеките меня от тяжких мыслей. Прошу вас, расскажите еще что-нибудь про Джо.
Эйслин улыбнулась, вспоминая:
— Я никогда не забуду, как мы удивились, когда Джо сказал свое первое слово: «папа». Хотя лорда Чедвика как раз дома-то и не было. Вечером, когда граф вернулся домой, он очень расстроился, что пропустил такое событие. Но Джо сказал его еще раз, и еще, и граф обрадовался так, словно наступило Рождество. Он велел принести бутылку лучшего кларета, и мы все выпили. — Она вздохнула. — Ему всегда приходилось нелегко. Он так беспокоился.
Марша удивленно повернулась к Эйслин:
— Из-за чего?
— Он хотел быть хорошим отцом, — ответила та. — Делал все, что должен делать отец. Видите ли, он не хотел быть таким, как его собственный родитель. И очень не хотел, чтобы Джо вырос таким, как мистер Латтимор. — Она осеклась.
— Почему — как мистер Латтимор? — не поняла Марша.
Эйслин побледнела.
— Кажется, я хочу чаю. А вы, миледи? — Она бросилась к чайному подносу.
Марша смотрела, как она склонилась над подносом, как берет чашку дрожащими пальцами. Затем перевела взгляд на озеро: зачем Дункану бояться, что Джо вырастет похожим на Финна?
Порыв ветра поднял волну на озерной глади, и столь же внезапно пришло прозрение. Неожиданное открытие заставило ее пошатнуться, и Марша положила ладони на оконное стекло, прекрасно понимая, что Алиса будет ворчать из-за того, что она оставила отпечатки пальцев на чисто вымытом стекле. Вот это да! Как же она не догадалась об этом раньше?
Финн — вот кто настоящий отец Джо, а не Дункан!
Глава 36
Дункан был полупьян, но виду старался не подавать. В последнее время он стал привыкать к этому состоянию, которое приносило ему некоторое облегчение. Пробило четыре часа пополудни. Он сидел в игорном зале клуба «Уайтс». Вел неспешную беседу с лордом Уэстдейлом, кузеном Ричардом и друзьями по Оксфорду, которые заняли остальные места за карточным столом.
— Еще бренди! — крикнул он официанту.
— Бренди закончился, — неуверенно сообщил официант.
Скорчив гримасу, Дункан взглянул на Уэстдейла.
— Как это закончился?
Уэстдейл пожал плечами.
— Полагаю, такое случается.
— На французов полагаться нельзя, — высказал свое мнение кузен Ричард.
— Это невозможно, — сказал Дункан. Ему казалось, что он говорит четко и внятно, однако слова сбились в кучу, образовав одно, да еще потерялась пара слогов.
Несомненно, его лихорадило, уже давно, и лихорадку эту нельзя было исцелить ромовым пуншем, который он исправно принимал каждый вечер.
