Упс! Ощутив резкий укольчик боли, перевел взгляд на собственную руку и с изумлением обнаружил впившееся в мой палец настырное растение. Медленно приподняв руку, уставился на так и висящего на пальце неразумного самоубийцу. Выпустив изнутри одного из верхних отростков два небольших, расположенных рядом и усыпанных мелкими иголками плотных «листика», на манер челюстей обхватил ими мой палец. Если бы не совершенно непривычное состояние эмоциональной бури в душе, связанное с началом Пробуждения, в один момент сделал бы из зарвавшегося недоразума банальный овощ, но сейчас колебался. Такая отчаянная забота рождала в душе благодарность и понимание. Раньше я бы этого не почувствовал. Впрочем, некоторое изумление тоже ощущалось – эта неуемная полуживность, видимо приняв мои колебания за признаки собственного успеха, тут же попыталась его развить, впившись всеми расположенными в зоне досягаемости колючками. Ядовитыми! Хорошо, что меня ни одним ядом не взять, но сам факт этой беспрецедентной наглости шокировал. Щелчком пальцев стряхнув его на пол, припечатал грозным обещанием:
– Если бы твоим владельцем был кто-то другой… – Но тут меня осенила многообещающая мысль: – Отныне у тебя не только хозяйка, но и хозяин. И твоим воспитанием я займусь лично! Понял?
И вот не представляю, как это возможно, но в ответ кактус как-то так умудрился сложить свои выросты-листочки, что я со всей очевидностью осознал, что меня только что облили холодным презрением и… проигнорировали. Грозно зарычав на него, заставил отступить. На шаг. Где Олга его откопала? Как ни странно, он мне чем-то маму напоминал. Несгибаемым упорством, наверное. Очень странная степень разумности для гирденции… Очевидно, кто-то ее развивал. Неужели землянка?
Пусть и на удивление понятливое растение, но занимать меня надолго, когда рядом была его хозяйка, оно не могло. Поэтому, несмотря на то что розовый агрессор так и отирался рядом, явно ожидая шанса совершить очередную подлянку, ограничился только предупреждающим рыком и снова склонился к окну в крышке капсулы, наблюдая за спящей девушкой.
Я никогда не видел ее по-настоящему. Нет, конечно, я знал, как она выглядит, как двигается, но без эмоциональной окраски, малейшего интереса, образного восприятия это не давало мне и отдаленного представления о ней. Сейчас же я не смотрел, я просто впитывал каждую черточку, легчайшее движение глаз и губ, каждый отпечаток переживаемого ею сна… Кажется, я действительно видел ее впервые. По-настоящему видел. Я знал, что она девушка с обычными чертами лица, вполне гармонично сочетающимися между собой, правильной формы носом, с большими серыми глазами, всегда выражающими страх и напряжение. Сейчас же, действительно всмотревшись в нее, я видел иное: какую-то детскую ранимость в расслабленных чертах, но в то же время мягкую женственную одухотворенность в овале лица; вызывающую восхищенное желание коснуться светлую кожу; чувственно пухлую нижнюю губку, одна мысль о первом прикосновении к которой заставила меня скользнуть пальцем по собственным губам. В ее чертах я читал и обычно скрытую нежность, и таящуюся эмоциональность, и восторгающую силу, наравне с побуждающей самые глубинные порывы неимоверной беззащитностью. Был потрясен ее красотой, даже не столько внешней, сколько внутренней, только лишь проглядывающей неуловимым образом в ее чертах и ждущей условий для того, чтобы проявиться. Поклялся себе, что создам эти условия, сделаю все, чтобы увидеть это лицо сияющим от счастья, открытым и наполненным своей истинной неповторимостью.
Не знаю, сколько времени я вот так стоял, рассматривая ее, желая коснуться, предвосхищая нашу первую близость, предполагая эти новые для нас отношения, когда из омута мыслей и образов вырвал вопрос Тинарага:
– Полагаю, ты обязан объяснить мне это!
С трудом осознавая факт его присутствия, возвращаясь в окружающий мир, долго молчал, прежде чем ответить:
– Я приказал выйти!
– Но не приказывал не возвращаться! – безапелляционно отрезал он. – У меня обязательства, она не единственный пациент. Ты готов ответить мне?
Его взгляд выражал явную обеспокоенность, поэтому, чувствуя, что не в силах сдержать собственные переживания, тихо пояснил:
– Мой эниар в ней…
Грустно усмехнулся, увидев его потрясенное лицо.
– Но неужели ты… – Док запнулся, понимая неприглядность вопроса.
– Нет, не отдавал. Она сама сняла капсулу, – ответил на невысказанный вопрос.
– Как? Это же невозможно! Без твоего внутреннего на то согласия…
– Сам не понимаю, как это можно объяснить, – серьезно взглянул на Тинарага. – Я потрясен не меньше твоего.
Док замолчал, испуганно переводя взгляд с меня на медицинскую капсулу, в которой мирно спала Олга.
– Но это же… катастрофа. Как же Ниранда, как твоя семья, твои обязательства? Как ты вообще держишься?! Ведь первый зов – это непреодолимо! А она еще и землянка… Для нее суть подобных взаимоотношений вообще немыслима. – Тинараг с ужасом взирал на меня. – Могу я помочь? Может быть, ввести тебе блокаторы? Хотя не уверен, что это сможет сдержать зов дейраны.
– Спасибо. Я постараюсь выдержать, ждать недолго, – отрезал я. Еще жалости мне не хватало!
– Гайяр, а как ты будешь… Она же землянка, она вообще не поймет тебя! – Тинараг напряженно хмурился.
– Не знаю, но не отпущу ее. Если потребуется – удержу силой! – категорично заверил я дока, краем глаза отметив волнение гирденции. – Откуда здесь цветок?
– Это ее. Его прогнозист принес, тарн. И вот с тех пор он уходить отказывается, я уже как только не гнал! Еще и сожрал съедобные образцы копченого мяса, отложенные для разведения микроорганизмов! Самостоятельный до ужаса, но так предан ей, что наказать рука не поднимается.
Я еще раз внимательно посмотрел на растение, внезапно сознавая, что мысль о том, что Олга может быть привязана к кому-то другому… болезненна.
– Они же совсем другие, – продолжал проникаться кошмаром ситуации док, – ты о ней вообще много знаешь?
Совсем ничего не знаю! Даже злосчастное досье в этой круговерти событий не просмотрел…
– Буду приходить, когда сил сдерживаться не останется. – Кивнув Тинарагу, я развернулся и, ощущая растущую тяжесть от расставания с дейраной, отправился к себе. Займусь сейчас досье!
Устроившись в кресле, распахнул первую страницу и застыл. Несколько секунд всматривался в страшный код, значившийся в самом начале досье, и понимал, что все мои ожидания и восторженные планы обречены. Захлопнув досье, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, пытаясь сдержать отчаянно-горький смех. Если судьба умела шутить, то в моем случае она проявила безграничное чувство юмора!
Сразу вспомнил, как семь лет назад разгребал последствия очередного земного заговора, грозящего человечеству скоропостижной кончиной. Руководить тогда пришлось с границы, где многократно возросло давление со стороны медузообразной расы эйш-авый. Я лично отслеживал все разведданные, пытаясь спланировать наиболее продуктивную операцию контратаки. Поэтому на Землю спешно отправили стандартный отряд карателей с приказом локализовать место разработки биологического оружия колоссального поражающего радиуса действия, а также уничтожить всех причастных, причем территорию выжечь в обязательном порядке. Тогда, в ходе сражения с эйш-авый, пришел запрос от командира карателей. У тех ученых оказалась крошечная капсула, и ею успели до начала зачистки выстрелить в атмосферу, причем на борту был распознан один живой объект – человеческий ребенок семнадцатилетнего возраста, женского пола. Спрашивали, расстрелять капсулу орудиями корабля или позволить ей задержаться в атмосфере и позже спокойно приземлиться в произвольном месте. Мне было совсем не до детей, к тому же вряд ли в таком возрасте она могла быть причастна к созданию разработки, вероятнее всего, была из семьи кого-то из тех ученых… Я разрешил оставить ей жизнь, но велел идентифицировать и поставить на контроль службы, на случай, если она все же причастна.
