– Зоя? – наконец пожелал ответить Марк.
– И что означает связка ключей, лежащая на моем кухонном столе? – не потрудившись поздороваться, пошла я в нападение.
– Ты решила, что они от моей квартиры?
– А ты мне прислал ключи от гаража или дачи?
– От тайной студии моего брата.
Я озадаченно нахмурилась. Не дождавшись вопросов, собеседник быстро объяснил:
– Пару дней назад мы узнали, что перед гибелью Леша снял новую студию. Ко мне в офис позвонил арендодатель и попросил освободить помещение. Я думаю, что тебе стоит туда съездить и все увидеть своими глазами.
Внутри появилось стойкое ощущение, что в секретной мастерской хранилось нечто, способное произвести очередной ядерный взрыв в моей жизни. Связка ключей выглядела как бомба замедленного действия с заведенным механизмом.
– Я уверена, что не хочу узнавать о том, что именно скрывал Алексей.
– И все-таки, – настаивал Марк, – я пришлю тебе адрес.
– Хорошо, – буркнула я и уже собиралась отключить вызов, как услышала оклик:
– Зоя?
– Что-то еще?
– Как твои дела, Зоя? – напряженным голосом спросил собеседник.
Некоторое время мы молчали. Он первым решил выбросить белый флаг в нашей холодной войне и, возможно, попытаться найти компромиссы. Конечно, Марк не врал насчет бывшей подруги, он изысканно недоговаривал, но в нашем случае это приравнивалось ко лжи.
– Марк, я еще не готова мириться, – сдержанно отозвалась я и, попрощавшись, положила трубку.
Потом я резко встала и начала собираться в прибежище погибшего художника.
Тайная студия Алексея находилась на территории культурно-развлекательного комплекса, рядом с тем самым блошиным рынком, где я купила кольцо. Найдя вход в белокаменную башню, спрятанный от глаз многочисленных туристов, я вошла в арктически холодное помещение. Допетровских времен кремль давно облюбовали под маленькие ателье молодые дизайнеры одежды и креативные агентства – под модные офисы.
Нужное мне помещение находилось на самой верхотуре, под крышей. Запыхавшись, я остановилась перед двустворчатой дверью без каких-либо опознавательных знаков. Ключ легко провернулся в немудреном замке. Что-то щелкнуло. Толкнув створку, я вошла в залитую светом мастерскую художника, остро пахнущую красками и дурманно – растворителем. Только ноги как будто приросли к полу. Казалось, что я попала в логово серийного маньяка, выслеживающего новую жертву. Отовсюду, куда ни кинь взгляд, из каждого угла, смотрела я сама. Погибший художник коллекционировал мои портреты – цветные, графические, нарисованные масляными красками.
Поперек студии была протянута бельевая веревка, и на ней, прихваченные прищепками, от сквозняка раскачивались зарисовки, настолько похожие, словно были сделаны с натуры. Медленно, едва передвигая ноги, я прошла вдоль пугающей экспозиции.
От рисунка к рисунку девушка с моим лицом неуловимо менялась. Исчезал свежий цвет кожи и румянец, проявлялись бессонные круги. В безмятежные зеленые глаза сначала закрадывалась настороженность, потом испуг, а на последних эскизах – тревога и отчаянье.
На одном из портретов у моего двойника были разбиты губы и оцарапана щека. Нарисованная футболка, судя по эмблеме, принадлежала какому-то спортивному клубу. Именно в такой я забралась в постель Марка, испугавшись ночевки под пристальным наблюдением осерчавшего призрака…
От невозможной, пугающей догадки меня охватывала дрожь. Алексей называл свой новый цикл «Ангел из снов». Художник запечатлел меня в том виде, в каком позже подкарауливал его призрак.
Один за другим я сдергивала лица, висевшие в строгом порядке по дням появления мятежного духа. Он приходил к растрепанной домохозяйке на кухню, к строго одетой служащей, в набитый клерками автобус. Заставал меня плавающей в ледяной воде. Видел избитой жертвой хулиганов в квартире Марка и даже в собственном доме – любовницей брата!
Лицом к стене были прислонены многочисленные картины. Повернув первую попавшуюся, я оцепенела.
Алексей изобразил незнакомого мужчину, на его лице лежала тень. От следующей картины мне стало плохо: художник изобразил Влада, обезображенного живущим в нем демоном. Еще на одной – женщины, напоминавшей демона из фильма ужасов, – стояла крупная подпись «Ирина».
В студии хранились десятки портретов, возможно, знакомых мастера, обнаживших спрятанные внутри сущности, были тут и случайные встречные. Рабочий стол тоже был завален карандашными набросками. На рисунках Алексей запечатлел существа, похожие на клоки разодранного материала.
Не зря художник был в депрессии, не случайно держал в тайне новую студию! Стоило кому-либо обнаружить подобные наброски – мастера бы моментально заклеймили печатью безумца. Наверняка его обожаемая мать первой бы настояла на госпитализации в санаторий для душевнобольных. Они, непосвященные, просто не понимали, что с нами делало проклятое кольцо.
Нас обоих, сначала Алексея, а потом и меня, терзало прозрение!
Художника мучили человеческие тени и видения незнакомой женщины. Сводили с ума, разъедали изнутри. Он ждал моего появления, только, вероятно, не догадывался, что встреча случится уже после смерти. В нашей истории не произошло ни одного случайного события. Абсолютно все было предопределено заранее!
Вытащив из кармана мобильный, я набрала номер Марка, но вызов автоматически переводился на автоответчик. Разговаривать с пустотой и оставлять бездушному эфиру сообщения в столь серьезной ситуации не хотелось, поэтому следующий звонок соединил меня с рабочим кабинетом личного помощника архитектора:
– Владислав? – я вдруг поняла, что у меня осип голос. – Я не могу дозвониться до Марка, соедините меня с ним…
– Не думаю, что сейчас это удобно, – перебил референт. – Нам только что сказали, что тело Алексея отдают семье. Скоро состоятся похороны.
Глава 14
Прозрение
В день похорон Алексея Протаева город накрыла пурга. Дороги превратились в снежное месиво, на шоссе и проспектах растянулись многокилометровые пробки. За окном кружило и вертело, снег налипал на стекла. Царили серовато-грязные сумерки.
Еще накануне мы договорились с Владиславом, что он довезет меня до кладбища, находящегося в самом центре города. Рядом с главным входом было не пробиться – дорогу оккупировали телевизионщики и автомобили публичных персон. Нам пришлось бросить машину и, кое-как прикрываясь от ветродува, добираться на своих двоих. Летящий в глаза снег залеплял надетые для маскировки очки, сыпал за шиворот, отчего шее делалось сыро и холодно.
Несмотря на то что официальное прощание с известным художником длилось неделю, проводить гения в последний путь, кажется, собрался весь город.
– Зоя, постойте! – окликнули меня, когда мы с референтом Протаева пытались прошмыгнуть на кладбище.
