Трубят рога, и двор пустеет.
Матушка вздыхает с облегчением, говорит кому-то:
– Принимать кёнига – большая честь.
Но в голосе ее Янгар слышит сомнение.
Охотники возвращаются ночью. А с ними в дом приходит горе.
Он видел все из окна.
Вереница факелов. Их так много, что ночь отступает. И Янгару интересно. Он выбирается из комнаты, несмотря на недовольство черной змеи, которая, однако, не ползет следом.
Конечно, змея ведь нарисована.
Подоконник второго окна достаточно широк, чтобы забраться на него, хотя делать этого нельзя. Под руками – холодные металлические розы. Их лепестки остры, и когда-то Янгар сильно разрезал руку.
Шрам остался. Вот этот, пересекающий ладонь шрам.
Не важно. Память ломилась, стучала в виски, и Янгар, присев на снег, покорился ей.
Факелы.
Лошади. Собаки мечутся под ногами. Всадники взволнованы. Повозка для дичи вползает во двор, но на ней лежит не олень и не кабан, а нечто длинное, покрытое плащом. И матушка бросается к повозке. Дядя ее перехватывает…
О Янгаре вспоминают на следующий день.
Мутит.
И жажда мучит. Янгхаар сгребает снег с опаленных пламенем камней, отправляет в рот горстями, с мелкой крошкой, с песком, что хрустит на зубах. Но жажду не утолить.
Похороны.
Плакальщицы воют. Матушка молчит, прижимая Янгара к животу. Дядя рядом. Он что-то говорит, шепотом, но настойчиво, и руку с клинка не убирает. Янгар видит смуглые пальцы на перекрестье гарды.
И меч не нарядный, из оружейного зала, но боевой.
– Нет! – говорит мама. – Не отдам!
– Спрятать надо.
– Не отпущу!
– Женщина, ты не понимаешь! – Голос дяди звенит от гнева, и он, схватив Янгара за руку, ведет. Куда? Мать с воем бежит следом, но дядя отталкивает ее: – Успокойся, я не стану его забирать.
На него страшно смотреть. Он зол и… растерян? И вместе с Янгаром подымается по ступенькам в единственную комнату башни, где пахнет огнем.
– Послушай внимательно, Янгири. – Дядя опускается на колени и смотрит в глаза Янгару. – Ты уже большой.
Насколько?
Сколько ему было?
– И постараешься понять, верно?
Глаза у дяди черные.
И у отца такие были…
– Отец умер?
– Да, малыш, отец умер. И найдутся те, кто решит, что это хорошее время, чтобы убить и весь род. Твоя мама верит кёнигу, но женщину легко обмануть.
Развязав кошель, дядя извлек крупную бляху с выгравированной на ней змеей, точь-в-точь такой, какая стерегла потолок в комнате Янгара.
– Знаешь, что это?
Он позволил взять бляху в руки. Каменная. Четырехугольная когда-то, но с одного угла будто бы обломанная. А змея на ней такая маленькая… Янгар впервые заглянул в ее глаза без страха.
Наследнику рода стыдно бояться змей.
– Нет, дядя.
– Это большая Печать рода. С нею род жив, даже если крови осталась капля. А еще это… дар. Смотри. – Он положил Печать на угли. – Запоминай, Янгири.
Янгар подобрался вплотную к камину, и огонь потянулся к нему. Искры посыпались на пол, а Печать постепенно наливалась белизной. Камень раскалялся медленно и неравномерно. Края Печати обретали то красный, раздражающий цвет, то белели, то вовсе становились черны, словно обуглены.
Дядя сунул руку прямо в огонь. И темные волоски на коже его задрожали от жара. А Янгар с трудом сдержал крик. Но дядя покачал головой: ему вовсе не больно.
– Великий Полоз защищает своих сыновей.
Он произнес это с гордостью. И раскаленная Печать лежала на его ладони.
– Возьми.
Янгар, оцепенев от страха, протянул руку. И едва не отдернул в последний миг, но гордость не позволила: наследник рода должен уметь терпеть боль.
Вот только не было боли.
Приятное тепло.
И удивительная гладкость камня, будто камень в его руке обернут шелком маминого платья.
– Это не камень. Чешуйка со шкуры Великого Полоза. – Дядя улыбнулся, вот только не было радости в его улыбке. – Давным-давно, когда на Севере горели вулканы и каждый был воротами в нижний мир, Великий Полоз выглянул из-под земли. И встретил твою прапрапрабабку…
Янгар любил сказки, только про войну, а не о том, как двое встретились и поженились. Что в женитьбе интересного?
– Говорят, ради нее он остался на земле и прожил в человеческом обличье многие годы, ушел лишь после смерти ее. Он умел любить. И мы тоже. Сыну своему оставил Полоз черную кровь, разбавить которую не выйдет, сколь ни старайся. И чешуйку со своей шкуры. А с ней – свою силу.
Нет, про войну было бы интересней. Про то, как на прапрапрабабку напали враги, а Великий Полоз всех победил.
– Дай вторую руку, – потребовал дядя, и Янгар уже бесстрашно протянул ладонь. Дядины пальцы крепко сдавили ее, заставляя раскрыться. Мелькнуло острие кинжала, прочертив глубокую борозду. И дядя, удержав руку – Янгару пришлось закусить губу и напомнить себе, что наследники рода не плачут, – приложил раненую ладонь к камню. – Смотри. – Спустя мгновение он отпустил Янгара.
Не было царапины. Гладкой стала кожа, точно и не касалось ее лезвие дядиного кинжала. И лишь чешуя змеи покраснела, набрякла.
– Полоз бережет своих детей, Янгири.
– Но отец…
– Он не взял Печать с собой. – Дядя все же забрал Печать и, обернув ее платком, положил на стол. – Опасался. Кёниг жаден.
Янгар ждал продолжения, глядя снизу вверх. Дядя казался огромным, словно гора. Он был смугл. И черная борода его завивалась кольцами. Обычно дядя заплетал ее в косицы, а их украшал яркими птичьими перышками, которые находил для него Янгар. Но нынче борода была всклочена. Широкие темные брови сошлись над переносицей, волосы же растрепались.
– Многие желали бы получить камень Полоза.
– А он поможет другим?
– Кёниг верит, что поможет. И не верит – знает. – Дядя раздраженно дергает за бороду, и в пальцах его остаются темные волоски. – Мой брат был слишком мягким. Сын кёнига умирал. Видишь?
Он коснулся неровного сколотого края.
– Отец поделился силой. И малости ее хватило, чтобы отступила смерть. Но кёнигу этого недостаточно. Он пожелал купить Печать, немалые предлагал деньги, но…
Как можно продать чудо, которое принадлежит единственно роду?
– Верно, малыш. Твой отец отказался. И теперь он мертв.
– Но ты живой!
Дядина рука, огромная, как лопата, надежная, что балки стропил, удерживающие вес дома, коснулась волос.
