Потом-таки открыла глаза, обвела комнату взглядом. И вздрогнула, заметив на письменном столе нечто громоздкое — что именно, в утреннем мареве, да ещё при задёрнутых шторах, не разглядеть. Но вчера громадины не было, точно-точно!
Поёрзала, пытаясь устроиться поудобнее, не сразу сообразив — меня нервирует тот факт, что нечто тяжёлое давит на бёдра, а спине слишком жарко.
Поёрзала снова. Медленно, не без труда, перевернулась на другой бок и нос к носу столкнулась с Кирстеном.
Боевик спал. Причём прижавшись ко мне, водрузив руку на мои бёдра и сбросив плед. Последнее стало причиной того, что взгляду предстало не только лицо с идеальными чертами и колючей порослью на щеках, но и обнажённый торс.
В голове мелькнула мысль: Кир слишком мощный для мага, сейчас он больше на воина элитного гарнизона похож. И я, пожалуй, могла бы восхититься телом сообщника, если бы не одно но — при взгляде на Кира моя злость усилилась.
— Опять фырчишь?
Снова вздрогнула. Оказывается, кое-кто уже не спит, а просто притворяется, да?
— Эмелис, любимая…
— Посмотри на меня, — потребовала тихо.
Брюнет шумно вздохнул и распахнул глаза.
Какие они всё-таки потрясающие… пронзительно-синие, в обрамлении коротких чёрных ресниц. Вероятность утонуть близка к абсолюту, но…
— Что случилось, любимая?
Хороший вопрос. Вот только ответ на него до невозможности глупый. Дохлый тролль! Я же сейчас себя такой дурой выставлю! А не сказать не могу, потому что иначе лопну от возмущения.
— Мне сон приснился. Ужаснейший сон! Ты… ты… такую гадость совершил!
На последнем слове голос сорвался, выдав все мои эмоции.
Боевик тут же нахмурился, поджал губы, а глаза… они как будто виноватыми стали. Может, поэтому Кир снова их прикрыл, а?
— Какую гадость? — переспросил сообщник хрипло.
— Ты мне врал! Ты… ты…
Нет, это невозможно. Это просто невозможно и глупо донельзя! Ведь сон! Только сон, и в этом никаких сомнений, потому что… ну не мог наследный принц появиться в общаге дурборской академии магии! И вообще…
Давным-давно доказано: сон — это производная подсознания. Именно там, в подсознании, скапливаются страхи и проблемы, думать о которых человек отказывается. Когда уровень тревоги достигает пика, когда подсознание становится неспособно удерживать дурные мысли, приходят сны. Бредовые, но очень реалистичные…
Я запретила себе думать об отце. Я запретила себе любопытство в отношении Кира. Ещё запретила себе вспоминать о том, сколь несладко мне пришлось вначале — одно только предательство Дирры чего стоило. И это лишь малая часть моих «запрещено».
Да, я запретила! А подсознание не выдержало и напомнило обо всём. И вот результат — веду себя как последняя… ну даже не дура, а истеричка!
— Врал? — переспросил боевик. — А может… может, просто чуть-чуть недоговаривал, а? — И столько надежды в голосе…
Мне бы промолчать, но я не сдержалась, сказала:
— Нет, именно врал.
— Я ужасен, — выдохнул брюнет. Чтобы тут же сцапать в охапку вместе с одеялом, уткнуться носом в мои волосы и прошептать: — Прости, любимая. Мне очень-очень жаль. Клянусь, я больше никогда так не поступлю. Ни во сне, ни наяву, нигде.
В словах Кира было столько искренности, что я не только сдулась, но и устыдилась. О Богиня, за что я его отчитываю? Совсем из ума выжила, да?
А он? Слишком мудр, чтобы сражаться с женской глупостью. Вот и извиняется за то, чего не совершал.
Чтобы хоть как-то сгладить неловкость положения и увести разговор от этой щекотливой темы, коснулась растрёпанных чёрных волос, спросила:
— Любимый, а что это на твоём письменном столе стоит? Вчера не было.
— Шоколад, — не поднимая головы, пробормотал Кир.
— Что? — переспросила изумлённо.
— Шоколад. Ты вчера только о нём и говорила, вот я и…
О Всевышний! Я? Про шоколад? Да, кажется, было такое. В перерывах между поцелуями.
Стоп. То есть вчера кто-то всё-таки приходил?
— Откуда этот шоколад?
— Курьер принёс, — пробормотал Кирстен.
Курьер… курьер… дохлый тролль, совсем как во сне. Но во сне этим курьером был наследник дурборского престола, что… да невозможно это! Просто невозможно, и всё. Принцы посыльными не подрабатывают. Тем более такие, на чьих плечах едва ли не половина обязанностей по управлению королевством лежит.
Я проглотила возмущение, усилием воли погасила остатки злости. Сказала самым миролюбивым тоном:
— Спасибо, любимый.
— Для тебя всё что хочешь, дорогая, — прошептал боевик. — И даже больше…
Когда я добралась до стола, то обнаружила огромную, совершенно неподъёмную корзину, перевязанную красным подарочным бантом. Чего там только не было. И плитки, и коробки с конфетами, и даже дракон! Огромный такой, отлитый из разных сортов шоколада, с разноцветными чешуйками и очень острым, невероятно красивым гребнем. Ну как такую красоту есть, а?
Покидая Верилию, я знала — тут, в Дурборе, всё будет иначе. Я понимала, что придётся столкнуться с трудностями, которых прежде не ведала. Что буду вынуждена доказывать, добиваться и убеждать.
Я была готова к навязчивым ухаживаниям боевиков, к придиркам, зависти, прозвищам и прочей неизбежной чепухе. И лишь одного предположить не могла… что в какой-то момент магия отойдёт на второй план.
Что вместо неё? Нет, не поцелуи, а невероятная, кружащая голову нежность. Кажется, мой синеглазый сообщник чуть-чуть сошёл с ума, и я вместе с ним…
Кир, как и раньше, встречал по утрам и вёл на завтрак. Мы снова сидели за общим столом, в привычной тёплой компании, но мы отсутствовали. Я не замечала ничего и никого, даже вкус еды чувствовала через раз. Он тоже не замечал, пропускал мимо ушей безобидные подколки Норта, далеко не всегда отвечал на обращённые к нему вопросы и в общих беседах не участвовал. Зато его губы с завидным постоянством шептали ласковые глупости на ушко, а рука неизменно пребывала на моей талии.
Шёпот и прикосновения действовали завораживающе, и окончание завтрака расценивалось как мелкая, но крайне досадная неприятность.
Ещё одной неприятностью была необходимость идти на пары. Общих занятий было так мало, что я даже начала жалеть, что создатели наделили даром к защитной, а не боевой магии. Кирстен неизменно провожал до аудитории, дарил долгий-долгий поцелуй, а отпускал лишь под визг звонка.
Сам на пары опаздывал, ничуточки не опасаясь выговоров.
Потом был обед, на который, равно как и на завтрак, водили за руку. Тот же шёпот, прикосновения и невероятное сожаление о том, что снова нужно подниматься и идти в учебный корпус. Зато позже, по окончании занятий, помешать нам не мог никто — ни ректор, ни комендант мужского общежития, ни дохлый тролль со вшивым гоблином в придачу.
