Мне показалось, что я сейчас задохнусь от счастья. Я выхватила у Ленки трубку и, обливаясь слезами, сказала:
— Мама, мамочка, это я, здравствуй…
Глава 7
После первых радостных восклицаний мама принялась рассказывать мне о детях. Со вчерашнего дня сын не ходит в школу, потому что у него болит живот. Сидит дома, читает книги, а по вечерам тихонько плачет. Совсем тихонько, потому что мужчинам плакать не положено. В новой школе он не сошелся с детьми. Дети приняли в штыки ученика, который перевелся из школы для новых русских. К тому же Сашка честно признался, что его забрали из элитной школы только потому, что от него ушел отец и маме стало нечем за эту школу платить. Тут же за моим сыном закрепилось прозвище «Безотцовщина». Его так называли все, даже те, у кого у самих не было отцов. Ему ставили подножки, обзывали и унижали при каждом удобном случае. У мамы стало болеть сердце. А позавчера мой сын пришел с разбитым носом и распухшей губой. Мама побежала к классному руководителю. Это оказалась молоденькая девушка, только что окончившая педагогический институт. Она не смогла помочь… Мама говорила и говорила: о сыне, о дочке, о международной, внутренней политике…
Я, как могла, успокаивала маму, неожиданно поняв, что очень им нужна… Ведь они совсем одни и им так нужна родительская любовь и ласка. Я больше не хотела умирать. Я хотела жить для детей, точно так же, как и моя мама живет для меня. Больше не стоит страдать по Костику и жаловаться на негодяйку-судьбу. Надо его простить и забыть, словно муженька никогда и не было. Если я не смогла дать счастье своему мужу и он ушел к другой, то это не значит, что я не смогу дать счастье своим детям. Я все смогу, потому что мужчины — это мужчины… а дети — это дети… Мужчины приходят и уходят, а дети всегда остаются с нами…
Я слушала родной голос и улыбалась. Как только в телефонной трубке послышались быстрые гудки, я протянула ее Ленке и зарыдала.
— Тише ты, Экрама разбудишь. Что случилось-то? С детьми что-то?
— Сашку в школе обижают.
— Всего-то? Главное, чтобы здоровы были.
— Как это? Ты хоть понимаешь, что это такое, когда ребенка обижают?!
— Понимаю, только твой Сашка будущий мужик и должен уметь за себя постоять.
— Должен, но он еще маленький. Детской жестокости нет предела. Если хочешь знать, то детская жестокость самая страшная. Намного страшнее, чем взрослая. Над сыном моим издеваются, изверги. Господи, какая же жизнь-то страшная… Подумать только, дети издеваются над детьми. Дети ведь вообще должны чистыми быть. А у мамы моей с сердцем плохо, — я вновь заревела и сжала кулаки.
— Вот это уже хуже. Светка, да тише ты реви.
— Я больше не могу тише, — я с тоской посмотрела на подругу и немного успокоилась. — Больше не могу. Если мы будем здесь тихо сидеть, то и сдохнем точно так же тихо, никому не мешая… Как мыши…
— А что, ты предлагаешь кричать?
— Я предлагаю действовать. Хоть как-то, но действовать. Конечно, если ты и дальше хочешь быть проституткой, трахаться с турками в надежде накопить на билет и вернуться на родину, то, ради бога, дерзай. А я больше так не могу. Извини. У меня ребенка в школе обижают, у матери с сердцем плохо… Я на этот гребаный билет постелью зарабатывать не хочу. Я сюда не за этим приехала, а если это не получилось, то значит, я должна вернуться обратно, и чем быстрее, тем лучше.
— Свет, я что-то не пойму, а с чего ты взяла, что мне здесь нравится? — довольно сильно оскорбилась подруга. — Ты что, намекаешь, что это мое прямое предназначение?
— Не знаю. Меня убивает твоя пассивность.
— А что я, по-твоему, должна делать? Орать на весь свет, что мне это противно, что я хочу домой? Да меня просто забьют насмерть, и все… Ты что, не соображаешь, чем может закончиться любая наша выходка? А я жить хочу. Понимаешь? Жить!
— А я, думаешь, не хочу? Уж лучше вообще не жить, чем так, как живем в последнее время мы с тобой.
Ленка раскраснелась, как помидор, и принялась нажимать кнопки на телефоне.
— И куда ты собралась звонить?
— Владимиру.
— Зачем?
— Затем, чтобы сказать ему, что он конченый козел.
— И чего ты этим добьешься? Нам от этого станет не лучше, а ему не хуже! С такими, как твой Владимир, нужно разбираться на родине с глазу на глаз, а не за бугром по телефону. И не надейся, что ты обзовешь его козлом и ему станет стыдно. Думаешь, он после этого тут же решит нам помочь и вытащит нас отсюда домой? Раскатала губу! Закатай ее обратно…
— У него телефон отключен.
— Оно и понятно. А ты на что надеялась? На то, что его телефон включен двадцать четыре часа в сутки? На то, что он весь из себя порядочный, что из него порядочность так и прет? Просто неувязочка вышла… Он принесет нам свои извинения за то, что нас трахали турки, и мы, конечно же, их примем. Подумаешь, ерунда какая… Всего-то навсего неделю проститутками были…
— Прекрати!
— Прекращаю.
— Тогда я матери позвоню. Скажу, пусть она идет в полицию, обращается в Интерпол. Пусть нас ищут. Господи, а звонить-то как стыдно, ведь мы даже своих координат не знаем. Даже представления не имеем, где находимся. Прилетели мы в Анталью, это точно. Затем нас повезли в сторону Кемера. Это тоже точно. Ты это по тоннелю определила. Только, по всей вероятности, до Кемера нас так и не довезли. Затем повезли куда-то в горы… Послушай, а вдруг и у моей матери от моего рассказа плохо с сердцем станет? Тут никакое материнское сердце не выдержит.
— Тем более твоя мать может позвонить моей, чтобы та помогала ей в поисках. Тогда… Тогда моя точно не выдержит. Это добьет ее окончательно.
— Тогда давай сами позвоним в полицию, — воспрянула духом Ленка. — Давай, а?
— Давай.
Ленка набрала до боли знакомый номер и, немного запинаясь, сказала:
— Здравствуйте. С вами говорят две российские девушки. Мы звоним из Турции. Дело в том, что нас обманули. Мы приехали работать гидами, а нас превратили в проституток. Мы не можем обратиться за помощью в консульство, потому что не знаем не только где оно находится, но и где находимся мы сами. У нас нет связи. Мобильный телефон оказался в наших руках совершенно случайно. Найдите нас, пожалуйста, и верните домой. Мы вас всех очень любим. Очень, очень. Мы сожалеем о том, что всегда очень плохо относились к нашей полиции. Мы очень об этом сожалеем, потому что, как бы мы вас ни ругали, в глубине души мы надеялись на то, что вы нас всегда защитите…
Неожиданно Ленка опустила телефон и растерянно посмотрела на меня.
— Лен, ты чего?
— На том конце провода сказали: «Пить надо меньше!»
— Что, прямо так и сказали?
— Прямо так и сказали.
— А ну-ка, дай я позвоню.
