Я подошла, ласково прижала ее к себе и почувствовала, как бедром наткнулась на что-то твердое.
— Лен, что там у тебя?
— Где?
— В штанах.
— Пистолет.
— Ты что, прихватила оружие?
— Конечно, как же без него? Мало ли что с нами в дороге может случиться. Это хорошо если мы сейчас из дома выйдем, а там какая-нибудь машина стоит. Может, на связке ключей, которую мы нашли, помимо ключа от входной двери ключ от машины есть и нам посчастливится отсюда уехать. А если там ни одной машины нет… Если на этих машинах друзья Экрама уехали… Что тогда? Тогда нам придется выбираться отсюда своим ходом. Не забывай, что мы в незнакомой местности. Мало ли что по дороге может с нами случиться? Сейчас без пистолета как без рук.
— Тоже верно.
На пороге мы остановились и почти одновременно перекрестились.
— Господи, а я-то зачем крещусь, я же такая грешница… — немного испуганно произнесла Ленка.
— Бог простит твои грехи. Когда домой вернемся, в церковь пойдешь, будешь их замаливать. Ты человека убила во имя нашего спасения. В конце концов, если бы не мы его, то он бы нас… Это была просто самооборона.
— Да разве для бога в убийстве бывает оправдание? Разве убийцы в церковь ходят?
— Ходят. Сама говорила, что из любого правила бывают исключения. Если хочешь знать, то даже профессиональные киллеры носят на шее цепь с крестом и после каждого убийства ставят свечки за упокой. Это у них как ритуал.
Мы выбежали на улицу и вдохнули свежий воздух.
— Боже мой, хорошо-то как!
— Да, чудесно!
Мы не нашли ни одной приличной машины, на которой бы можно было уехать Только старый микроавтобус со спущенными колесами и разбитыми окнами.
— Вот это да. Что ж теперь делать-то? Пешком в горы… Далеко не уйдем. Надо с собой взять еды и воды. Да и то, надолго ли нам этого хватит? Может, дождемся пока кто-нибудь приедет в дом? Хорошо, что у нас есть пистолет. При желании вырубим кого-нибудь и завладеем машиной.
— Можно и так. А вдруг приедет не один, а несколько турок и у нас ничего не получится? Теперь хоть есть шанс убежать, если что, так мы и этого лишимся.
В этот момент я повернулась в сторону пристройки.
— Лен, ты слышишь?
— Слышу, — прошептала Ленка.
— Что это?
— Кто-то стонет или плачет.
— Может, пойдем посмотрим?
— А может, не надо? У нас у самих беда, зачем мы будем касаться другой?!
— Лен, но ведь это не мужской голос, а женский. Мы должны посмотреть.
— Ты и вправду так считаешь?
— Да. Вдруг нужна помощь женщине? Ты только представь, чтобы кто-то из наших соотечественниц прошел мимо нас…
— Как скажешь.
Ленка достала из кармана спортивных брюк пистолет и взяла меня за руку. Мы стали медленно двигаться в сторону пристройки. Дверь оказалась закрыта на большую щеколду, которую мы совершенно спокойно открыли. В лицо резко пахнуло сыростью и тухлятиной. Кромешная темнота. Я сделала шаг и нащупала ногой ступеньку.
— Лен, здесь лестница.
— Светка, может, не надо испытывать судьбу… Сколько можно. У нас сейчас появился прекрасный шанс сбежать, а ты предлагаешь опять вляпаться в какую-нибудь малоприятную историю. Мы же не служба спасения, нам бы свою жизнь спасти.
— Лен, но там девушка стонет. — Показалось, что от жалобных звуков мое сердце буквально разрывается на части.
— Тогда я достану пистолет. Чем черт не шутит.
— Доставай.
Вдруг я почувствовала, что наступила на что-то твердое.
— Ой, что это?
— Что там у тебя?
— Я, кажется, на что-то наступила.
— На что?
Я наклонилась и подняла с пола фонарик. К моему удивлению, он работал. Теперь, когда темноту прорезал пусть даже слабенький луч, нам было намного легче ориентироваться.
— Кто-то специально положил фонарик рядом со ступеньками. Очень удобно. Включил и спустился спокойно.
Лестница была похожа на винтовую и привела нас в комнату без окон. На полу лежала истекающая кровью девушка, руки и ноги у нее были связаны веревкой. Нос девушки был явно сломан. Глаза заплыли кровью и, по всей вероятности, совершенно ничего не видели. Лицо напоминало кровавое месиво. А тело… На тело было страшно смотреть.
— Бог мой, — я почувствовала, как закружилась голова и подкосились ноги.
— Светка, скажи, что все это нам снится, — пробормотала перепуганная Ленка.
— Нам уже давно ничего не снится.
Видимо, девушка услышала голоса и застонала еще громче. Сквозь стоны прорывались отдельные слова, смысл которых до нас доходил с трудом.
— Кто здесь? Вы русские? — еле разобрала я.
— Русские. Что с тобой?
— Не знаю. Все болит. Я почти ничего не вижу. Я хочу пить. Скажите, я еще живая или уже умерла?
— Живая.
— Жаль. Каждый день я молю Господа Бога, чтобы он забрал меня к себе. Каждый день… Если бы вы только знали, как я хочу умереть… Как я хочу…
— Да ты что такое говоришь? — не меньше моего опешила Ленка. — Ты только подумай, что ты говоришь! Тебе лет-то сколько?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? — не на шутку перепугалась я.
— Когда я сюда приехала, мне было восемнадцать.
— А когда ты сюда приехала?
— Не знаю. Я уже давно потеряла счет времени. Когда мы стали работать, у нас не было календаря. Мы не знали ни чисел, ни месяцев.
— Значит, тебе и сейчас восемнадцать. Вы могли различать время по погоде на улице, по времени года. Скажи, на улице было холодно?
— Снега я не видела, хотя говорят, что в Турции он тоже бывает.
— Все правильно, тебе и сейчас восемнадцать. Просто здесь время тянется медленно. Тебе кажется, что прошла целая вечность, а прошло всего несколько дней. Ты же совсем молоденькая, тебе жить да жить.
Я нагнулась к девушке и принялась разматывать веревку на ее руках.
— Осторожно, у меня кисть сломана. А впрочем, я не чувствую боли.
— Да кто ж тебя так?
— Экрам.
— За что?
— За то, что я плохо работала.
— Ты приехала не одна?
— Нет. Нас было четверо.
— Откуда?
— Из Воронежа. Мы должны были работать спортивными инструкторами на пляже. Я окончила спортивную школу. Мастер спорта по легкой атлетике. Затем стала преподавать в спортивной школе. Платили копейки. А тут такое предложение. Вот мы с другими девчонками — тренерами по плаванию и поехали. Думали денег подзаработать да в придачу на море отдохнуть. С нашей специальностью нечасто появляется возможность подзаработать за границей. А тут такое везенье.
