И Карл принялся рассказывать, как обстоят дела в его лицее. Трудовик, успокоенный его плавной, размеренной речью, вернулся в свое кресло, откинулся на спинку, сложил руки на животе и прикрыл глаза. Ему было хорошо. По всему его телу разливалось приятное тепло. Волшебные картины, щедро рисуемые гостем, плыли перед его затуманенным взором. Он даже перестал икать.
«Служебные квартиры для педагогов, это ж надо такое придумать, – размышлял он, – ну и фантазия у немца… Стоп! А зачем он все это мне рассказывает? С какой целью? Хочет втереться в доверие? Да ладно, чего там, уже втерся, – самокритично признал трудовик, – очень уж хорошо излагает, красиво так, убедительно. А я сижу тут и киваю, как болван, каждому его слову. Нет, что-то с ним не так… Вон сколько выпил, а ни в одном глазу, будто и не пил вовсе…»
Трудовик сделал попытку выбраться из уютного тумана, но тут гость, словно угадав его мысли, замолчал. Он вскинул голову и обвел мастерскую встревоженным взглядом.
– Степан… я… чувствую себя… немного странно… У меня… почему-то… звенит в ушах…
«Ага, – мысленно возликовал трудовик, – подействовало наконец! Есть все-таки справедливость!»
Гость побледнел под своим загаром и потер виски.
– Степан… у тебя есть… вода?
«Чего захотел, – так же мысленно отозвался трудовик, – воды тебе…» Тут ему в голову пришла мысль, которая в тотмомент и в томсостоянии показалась ему весьма удачной и даже остроумной.
На стеллаже у себя за спиной он нашарил темную, захватанную пальцами склянку.
– Есть! – объявил он, выливая жидкость из склянки в стакан гостя. – Только не вода, а водяра, – добавил он для очистки совести. Правда, совсем тихо.
То ли не расслышав, то ли не поняв последних слов, Карл принял стакан, благодарно кивнул трудовику и залпом выпил.
Стакан выскользнул из ослабевших пальцев и мягко приземлился на кучу стружки у его ног. Глаза закрылись. Тело содрогнулось и замерло в неудобной позе.
– Аминь, – констатировал трудовик, помахав ладонью перед его лицом. – А что у меня там было-то?
Понюхав склянку и осторожно лизнув горлышко, он вспомнил: там был спирт. Ну да, самый обычный спирт. Из лаборантской. Для протирания оптических поверхностей. Разве что чуточку технический.
Успокоившись на этот счет, он решил немного отдохнуть.
Когда он открыл глаза, часы над дверью показывали девять.
Он протер глаза, насколько это было возможно, прислушался и принюхался.
Немец пребывал в том же положении – лежал в кресле с закрытыми глазами, запрокинув светловолосую голову. Никаких других звуков, кроме собственного хриплого дыхания, трудовик не услышал. Он забеспокоился.
Выпутавшись из кресла, он попытался нащупать у немца пульс, но безрезультатно – слишком тряслись руки. Тогда он приблизил ухо к его груди, пытаясь уловить биение сердца, но и это ему не удалось – слишком сильно стучала в ушах собственная кровь.
Трудовик запаниковал. Он тряс немца за плечи, звал его по имени и даже врезал трясущейся рукой ему по скуле – все было бесполезно, только пальцы отшиб.
И тогда трудовику стало по-настоящему страшно.
* * *
Маленький мальчик заблудился в густом дремучем лесу.
Вокруг деревья какие-то страшные, под ногами топи, на топях кочки, а на кочках мухоморы растут. И ни одной живой души. Даже мухи все куда-то попрятались. Или в лесу не бывает мух?
Чепуха, мухи есть везде, возразил себе трудовик и порадовался первой за последнее время связной мысли.
Он сжал ладонями гудящую многотонную голову и осторожно приоткрыл один глаз.
Все то же. Ничего не изменилось.
Придется, видно, мальчику идти за помощью к лесной ведьме.
Ой-ей-ей, как же не хочется!
И дело не в том, как ее найти, дорога есть, пожалуйста, на каждом дубе по указателю… а в том, что никто толком не знает, добрая она или злая. Поможет попавшему в беду добру молодцу или, наоборот, изжарит его в печке.
Делать нечего – пошел. Среди колышущихся теней, спотыкаясь о коварно протянутые корни, падая на мухоморы. Все дальше от поляны с телом поверженного рыцаря, все ближе к избушке на курьих ножках. Вот уже и огонек голубоватый мелькает среди черных стволов. Дома ведьма.
Только неизвестно еще, к добру это или к худу.
Трудовик отогнал толстого мохнатого паука, норовившего заплести паутиной ведьмину дверь, и робко постучал.
* * *
– Степа, ты свинья! – строго сказала завхоз, разгибаясь.
– Да, – с готовностью признал трудовик, – а что с ним такое, Катерина Алексевна?
Завхоз пожала плечами и вытерла руки бумажной салфеткой.
– Может, «Скорую» вызвать? – осторожно предложил трудовик.
– Обойдемся без «Скорой», – проворчала завхоз, – нам лишние разговоры ни к чему. Сходи-ка ты, Степа, в медицинский, и принеси нашатырного спирту – знаешь, в холодильнике, голубая такая бутылка… Да смотри, ничего там не разбей! Так, еще воды… и рассолу, у тебя должен был остаться!
– А я как же, без рассолу-то? – заныл было трудовик, но завхоз коротко взглянула на него, и он тут же сник.
Медленно, волоча ноги, двинулся он к двери.
– Ладно уж, – остановила его завхоз, – в медицинский я схожу сама. А ты принеси воды, да побольше. Да приберись тут, ступить же некуда.
Однако когда трудовик вернулся в мастерскую, бережно прижимая к груди графин с водой, завхоз уже была там. Беззвучно шевеля губами, высоко подняв руку с зажатым в пальцах крошечным флакончиком, она капала в стакан немца какую-то темную, остро и неприятно пахнувшую жидкость. Плеснув туда воды (жидкость тут же заклубилась в воде, запузырилась и приобрела устойчивый болотный цвет), она осторожно отставила стакан в сторону. Потом вытащила из сумки кусок ваты, обильно смочила его нашатырем и поднесла к носу немца.
Трудовик на всякий случай отбежал в дальний угол.
Некоторое время ничего не происходило.
Потом немец вздрогнул, веки его затрепетали, но вместо того, чтобы прийти в себя, он лишь глубже завалился в кресло и засопел.
– Так-так, – сказала завхоз, прищурившись.
Трудовик вжался в стену.
Завхоз нагнулась к немцу и прошептала ему на ухо несколько слов.
Немец открыл глаза.
Потом встал. Причем, учитывая обстоятельства, этот процесс занял у него совсем немного времени.
– Добрый… вечер, – сказал немец завхозу, стараясь четко выговаривать согласные и при этом сохранять вертикальное положение.
Завхоз молча протянула ему стакан с болотной жидкостью.
– Что это? – вежливо, но настороженно поинтересовался немец.
