Карл, усмехнувшись, вспомнил, как сильно его тогда мутило – к счастью, уже после отъезда тестя. В следующий раз было легче, а потом он и вовсе освоился, но все равно предпочитал лишь делать вид, что затягивается – из той же вежливости и потому, что не испытывал к этому занятию ни малейшей охоты; мало, что ли, в жизни других вещей, которые действительно доставляют радость и удовольствие?
Но тестя он тогда все-таки провел. И вот теперь старик, отправив его на три дня в горы, не велел брать с собой трубку, желая, очевидно, поставить его в максимально жесткие условия и лишить всех атрибутов комфорта.
Карл усмехнулся снова и посмотрел на солнце – скоро полдень. Несколько съедобных корней, которые он отыскал и вырыл ножом у нижних ступеней пирамиды, и вода из ручья – вот и все, что было за последние сутки.
А между тем козы, обманутые его неподвижностью, поднялись выше и паслись теперь на срединной, самой широкой ступени пирамиды, густо заросшей шалфеем, тимьяном и другими ароматными травами, с которыми особенно хороша молодая, жаренная на углях козлятина.
Он вздохнул, поднял карабин и прицелился.
* * *
– О, как мне хотелось бы все это увидеть, – мечтательно, почти напевно произнесла разрумянившаяся Аделаида, – река Колорадо, пирамиды, индейцы… А хищные звери там, в горах, были? Ты на них охотился?
Красное вино, крианца,не очень понравилось Аделаиде – у него был слишком сухой, насыщенно-терпкий, даже жесткий вкус; а вот белое, золотисто-легкое, поданное к креветкам и рыбе, альбариньо,оказалось очень нежным, с нотками дыни и абрикоса, и Аделаида, незаметно для себя, осушила подряд несколько бокалов.
Виноват в этом, конечно же, он со своим рассказом, заставившим ее забыть о всегдашней осторожности в обращении со спиртными напитками; виновата и вся обстановка этой пиратской таверны, располагающая к подобной забывчивости – огни мягко мерцают в специально закопченных стеклах, вышколенные официанты в алых кушаках движутся совершенно бесшумно, и столики расположены так, что посетители могут свободно и без помех обсуждать свои интимные дела.
– Может, и были, – ответил Карл, помолчав, – но я не видел ни одного. Они, знаешь ли, умнее коз и не особенно стремятся попасть на глаза человеку.
Этот трезво-успокаивающий ответ не совсем устроил Аделаиду. Ей бы хотелось послушать про что-нибудь героическое и, возможно даже, кровавое – ведь про драку с кузенами он не сказал ей ни слова. А между тем ему было бы о чем рассказать – тому свидетельством и недавние ссадины на его руках, и синяки, которые она смазывала целебной мазью несколько часов назад, и кое-какие старые шрамы на его теле, попутно замеченные ею.
Шрамы эти говорили о том, что и в молодости он не был таким уж рассудительным, трезвомыслящим, избегающим неприятностей человеком, каким пытается казаться сейчас. Он даже и вина почти не пьет – а почему? Машины-то больше нету… А вино такое вкусное… пожалуй, еще глоточек.
– Все равно же, – убедительно говорила Аделаида своим глубоким, музыкальным от выпитого голосом, – ехать нам отсюда на такси.
Вместо ответа Карл подозвал официанта и заказал для Аделаиды десерт – фрукты в винном желе и мороженое; себе же, по своему обыкновению, взял черный кофе без сахара.
– У вас хорошая полиция, – сообщил он Аделаиде, а когда та выразила сомнение, добавил: – Можешь мне поверить. Я сам одно время был полицейским.
Аделаида уронила на скатерть ложечку с мороженым.
* * *
Когда Карл, гордый и довольный собой, на закате третьего дня вернулся в дом своего тестя, тот вместо приветствия сказал:
– Завтра мы уезжаем.
– Моя дочь беременна, – сказал тесть.
– Я знаю, что она приезжала к тебе, – сказал тесть.
– Я не виню тебя, – сказал тесть.
– Женщины… – сказал тесть.
И добавил:
– Ты сам в скором времени узнаешь, что значит быть отцом дочери. Если, конечно, боги не смилостивятся над тобой и не пошлют тебе одних сыновей.
И ушел, оставив Карла в одиночестве переваривать услышанное.
После ужина, когда они сидели в патио, курили и смотрели на звезды, тесть спросил его, как он думает кормить семью.
– Ну, я… – начал было Карл.
Честно говоря, ему нечего было ответить на этот вопрос. Ясно было одно – с мечтой закончить образование и получить ученую степень по археологии приходилось пока расстаться.
– У меня есть к тебе предложение, – сказал тесть, – и, думаю, ты его примешь. После того как терпеливо и не перебивая дослушаешь меня до конца.
По мере того как он излагал свое предложение, настроение Карла и в самом деле менялось – от полного неприятия услышанного до признания хотя бы теоретической возможности того, что он, Карл, станет заниматься подобными вещами.
– Ты – не воин, – говорил тесть, – ты мог бы им стать, но ты не хочешь. Ты слишком легкомыслен и доверчив. Ты не видишь в людях зла и склонен всем все прощать. Ты не любишь проливать кровь. Сейчас жизнь улыбается тебе, и ты думаешь, что так будет всегда. Это простительное заблуждение, свойственное юности; но чем скорее оно рассеется, тем будет лучше и для тебя, и для Мануэлы, и для ваших будущих детей. Однако, – продолжал тесть, – у тебя острый и изобретательный ум, и разгадывать загадки ты умеешь, пожалуй, не хуже любого ацтека. Я знаю, о чем ты подумал, когда я заговорил с тобой о службе в полиции. Успокойся, там достаточно парней, которые стреляют лучше тебя, бегают быстрее тебя, охотятся и выслеживают с гораздо большей пользой, чем мог бы это делать ты. Это настоящие охотники. Воины. Стрелки. Но вот мой добрый знакомый, комиссар полиции Мехико, считает, что им также нужны люди, умеющие, как он выразился, выстраивать логические комбинации. Он даже собирается открыть у себя в департаменте «аналитический отдел» (эти слова тесть произнес, иронически усмехнувшись), и ему, пожалуй, могут пригодиться такие книжные умники, как ты. Пока другие будут выслеживать, преследовать и сражаться, ты будешь сидеть в собственном кабинете (тесть особенно подчеркнул последние слова), в тишине и покое, курить трубку, бренчать на гитаре и размышлять, как делал этот ваш знаменитый… как его…
– Знаменитый, – возразил Карл, – бренчал на скрипке.
– Это несущественно, – строго взглянул на него тесть, – если для размышлений тебе понадобится скрипка, ты ее получишь. Ты получишь все, что понадобится для работы; ты будешь заниматься тем, что, по-видимому, подходит тебе больше всего, – решать задачи и разгадывать головоломки; и за все это ты будешь получать неплохие деньги. К тому же, – завершил тесть свою логически обоснованную и безупречно выстроенную речь, – и нам не помешает свой человек в полиции.
– Я подумаю, – сказал Карл.
– Подумай, – сказал тесть. Выбил свою трубку о ствол пышно разросшейся в глиняном вазоне араукарии и ушел спать.
