Долгие годы я подбирал ритмовки и созвучия, формируя суггестивный
[10]
подход к потребителю, но… Бывает так, что одна мелодия на целый день привязывается десятку людей. А бывает – не привязывается. Или не десятку. Или не на целый день. Или не одна. Как бы я ни анализировал, как бы ни структурировал, как бы ни старался писать оригинальные мелодии, которые бы понравились всем, обязательно на один восторженный отзыв приходилось два-три негативных. И реакция Алены средь прочих была еще довольно мягкой… Хех, «мяхше»!.. Чем больше я пытался воздействовать на психику слушателя посредством каносуггестии
[11]
, тем больше противников собственного творчества обнаруживал в итоге.
Доходило до смешного! Мой старый добрый друг, режиссер-постановщик в томском студенческом театре, видя, какие трудности (в том числе и финансовые) я испытываю, поддержки ради предложил мне написать легкую, запоминающуюся, зовущую на трудовой подвиг мелодию для его спектакля о хлеборобах. Казалось бы, чего проще? Что может быть примитивнее музычки для аудитории, состоящей преимущественно из работяг и студентов? Труппе понравилось безоговорочно. Режиссер рискнул единственный раз. После шквала звонков разъяренных зрителей в администрацию театра и нескольких писем в горком он виновато произнес что-то типа «старик-это-не-то-что-мы-ожидали» и исчез. Похоже, навсегда.
Вот Алена сказала: «Напрашивается переход в ре минор». А моей задачей было как раз обратное – поразить слушателя тогда, когда он этого не ждет. И убедить, что только так – лучше.
На Алену мои убеждения не подействовали. Как и на многих других, кто удостоился чести прослушать «Седьмого комиссара». Не подействовали… А вот ее вариант никак не отвязывался!!! У меня уже ныли зубы, ломило виски… Впрочем, это, возможно, из-за солнца. Похоже, мне действительно следовало перебраться в тень.
Подняв глаза, я едва не вскрикнул – чуть поодаль стоял древний старик с окровавленным шерстяным кулем в руках и тяжело и хрипло дышал. Мокро, натужно откашлявшись и сплюнув в прокаленную пыль, он крикнул в сторону навеса:
– Фрол Кузьмич! Ты тута, что ли? Аль у Анисьи?
– Ту-ут, – донеслось гулкое, – занят я!
– Ну да, ну да… А у меня беда, Фрол Кузьмич! Лешики, нехристи, ягненка сбили! Чуть живой! Ты уж выручай, Фрол Кузьмич!
Под навесом завозились, на солнце высунулся край голубой панамы.
– Ох, матушки!.. Дела-а… Давно говорил – выдрать Лешиков надобно!
– Делать-то что? – плаксиво вопросил старик, протягивая к панаме руки с окровавленным кулем.
– Ты постой, постой, не торопи! Совсем мозги зажарились, никак не соображу… Петрович, полнолуние не нонче ли?
– Ну!
– Ты вот что, дед, ты не переживай! Вынесешь на луну – оклемается.
– Ну да, ну да… Да как же на луну? Не дотянет до ночи-то!
Панама спряталась под навес, забубнили приглушенно два голоса, затем мужчина в тенниске вынырнул на свет целиком.
– У тебя ж, дед, огород на северной стороне? Ну вот! Прикопай до вечера, а там уж и луна появится, вынесешь тогда.
– Ну да, ну да… Ягненка?
– Ягненка, – убедительно кивнула панама.
– До вечера? Прикопать в огороде?
– Ой я дурак! – схватился за голову мужчина. – Прости, дед! Щас ышшо придумаю чего-нибудь!..
– Да что вы его слушаете? – не вытерпел я. – К ветеринару нужно срочно! Есть ветеринар в селе?
– Ветеринара нету, зоотехник есть, – удивленно обернулся ко мне старик.
– Да это почти одно и то же! Тащите немедленно к нему!
– Так ить… – пуще прежнего опешил дед и указал щетинистым подбородком на панаму: – От же оне!
Я возвел очи горе. Сумасшедший дом, придурок на придурке! Махнул рукой:
– Тогда только на шашлык. Пока не протух заживо.
– Да ты погодь пужать, ми-лай! – степенно вышел из-под навеса механик с газетой в руке. – Здоров будешь, дед! Дай-ка посмотрю твою животину…
Я собирался снова махнуть рукой, да вдруг сообразил: «Волга» моя как стала возле стеночки – так и стоит, а мастер кроссворды разгадывает!
– Уважаемый! – окликнул я его чуть громче, нежели требовалось. – Может, вы лучше мою машину наконец посмотрите?
Он цыкнул правой стороной бороды, глянул, щурясь, на солнце, затем на часы.
– Пять минут тебе ышшо обождать придется!
И принял с рук старика трепыхающееся месиво. Брезгливо отвернувшись, я не стал пока возражать. Пять минут подожду. Троица зашебуршала в двух метрах от меня. То и дело доносилось: «Родниковая? Точно? Теперь пыль сыпь… Лупу вот так держи! Прижигай. Репей, репей подсовывай! Ну-ка, дунь! Да сильнее дунь! Тенью его, тенью…» Маразм. Коллективный. Может, оттолкать машину куда подальше, пока не поздно?
А в голове все крутилась, крутилась мелодия, напетая Аленой. Кажется, она была бесподобна. До безобразия проста и предсказуема, из разряда тех, что мигом подхватываешь… И удивляешься, как это ты сам до такого не додумался…
Внезапно послышалось тонкое блеяние. Встрепенувшись, я через плечо обернулся на звук: по выложенным тропинкой серым от дождей и солнца доскам, ненадолго превращенным в операционный стол, бодро цокал копытами ягненок. Я помотал головой, зажмурился. Наверняка это был другой ягненок. Это обязан быть другой ягненок!!! Тот кровью истекал, у того кость белела на содранном лбу! Но трое местных с таким умилением смотрели на него, что сердце у меня зашлось. Я поднялся и на ватных ногах пошел к «Волге», стараясь не поворачиваться спиной к этим… этим…
– Да-да, хозяин! – кивнул мне механик, добродушно усмехаясь. – Как раз время. Забирай аппарат и… ну, извиняй, коль что не так!
«Он к ней даже не притрагивался! – шумело в голове, пока я трясущимися руками открывал дверцу, а сквозняк взбивал и так вставшие дыбом волосы. – Даже не притрагивался! Не ставил аккумулятор заряжаться, не менял свечи, не зачищал контакты, не вытаскивал предохранители!.. Она не заведется!!!»
Но «Волга» завелась с полоборота. Тем не менее я не сразу тронулся – я в ужасе пялился на приборную панель. Страшно было не то, что у меня заканчивался бензин, а то, что вот эта самая лампочка стояночного тормоза, благополучно и прочно сдохшая через пару дней после покупки машины еще месяц назад, теперь сияла как новая.
Дав по газам, я разнес самодельную, сбитую из трех досок скамейку, подпрыгнул на какой-то внушительной железяке, процарапал бок о тоскливый остов комбайна – и вырвался с мехучастка на улицу! Возле конторы с развевающимся над крышей флагом и кумачовым транспарантом над входом, перекрывая мне ближайший путь к трассе, стоял знакомый трактор с прицепом-тележкой. Недолго думая – вернее, вообще не думая, – я вывернул руль в противоположную сторону. Залитая тяжелым солнцем деревенская улица была пуста, если не считать копошащихся в пыли кур. Заполошно колотя крыльями, они прыскали в стороны буквально из-под колес, но, кажется, я не стал виновником гибели ни одной из них. Промчавшись с километр, я наконец выдохнул и сбавил скорость. Чего я, в самом деле? Тихая, мирная деревня, погони за мною не наблюдается. Сейчас миную те дома – и!..
