Правда, моряки с Семи Островов не заблудились, как в тумане, в новых временах. Еще прежний Глава Круга объявил слово «пират» недостойным и оскорбительным. С тех пор бернидийцы всячески доказывают окружающему миру, что они — мирные мореплаватели. Торговцы, рыбаки, китобои… А если на морских путях по-прежнему исчезают корабли, так причиной тому коварство пенных дорог и капризный характер Морского Старца, а вовсе не «парусные акулы» Семи Островов.
Берниди торгует со всем белым светом, островные капитаны охотно подряжаются охранять купеческие суда. А если какая-нибудь из стран-придир поднимет шум из-за спаленной приморской деревушки или разграбленного городка… что ж, на такой случай самые смекалистые и языкастые бернидийцы успели освоить ремесло посланника-дипломата. В два счета докажут кому угодно, что и городишки такого на свете никогда не было, а если и был, то корабли Семи Островов сроду мимо не проплывали.
Но если Лабрану удастся лихая затея… о, тогда бернидийцы смогут отбросить эти жалкие увертки и смело показать всем свои клыки!..
— Служи, сынок, гляди в оба, — растроганно сказал отец. — А я уж не подведу. Для наррабанского вельможи я уже кое-что придумал…
* * *
Ларш удивлялся тому, как быстро спасенная незнакомка стряхнула ужас и осушила слезы. Впрочем, незнакомкой она сразу перестала быть. Звали ее, как выяснилось, Авита Светлая Земля из Рода Навагир. Приехала она сюда навестить тетушку, оставила вещи на хранение на постоялом дворе, а сама налегке отправилась разыскивать дом, где проживает родственница. И попала в такое немыслимое и мерзкое приключение! Пришлось бы долго доказывать свою невиновность… но, к счастью, есть на свете настоящие мужчины, великодушные и отважные.
Отважный и великодушный мужчина от таких слов разомлел. И радовался про себя, что не назвался Сыном Клана. До чего приятно, что симпатичная девушка считает тебя лихим сорвиголовой, который, если надо, и дракону хвост каблуком прищемит!
А девушка и впрямь славная, хоть и не красавица. Такие глаза блестящие, выразительные, так и пляшут в них смешинки!
И вдруг разом посерьезнела, вся плеснулась отчаянием:
— Ох, но что он теперь с тобою сделает?!
— Ну, разберусь как-нибудь, — туманно пообещал Ларш. — А куда моя госпожа идет? Где ее тетя проживать изволит?
— На Двухколодезной улице. Мне объяснили дорогу, но из-за этого ужасного случая все вылетело из головы.
У нее все из головы вылетело, а у Ларша, наоборот, все в голове встало на место. Разом вспомнились улочки-переулочки, пройденные по дороге к цирку. И эта самая Двухколодезная — всего за пару поворотов отсюда!
— Я знаю дорогу! Позволит ли барышня себя проводить?
Мелькнула мысль: надо бы вернуться в Дом Стражи, доложиться Джанхашару… а, успеется!
— Родня, наверное, ждет барышню, волнуется, — начал он учтивый разговор.
Как и утром Ульдену, Авита рассказала новому знакомому, что тетушка не знает о ее приезде и может даже не обрадоваться появлению племянницы, которую и видела раза два, не больше. Тогда придется искать жилье и кормиться своим ремеслом.
Как и Ульден, Ларш поинтересовался: каким ремеслом владеет барышня?
Авита не только рассказала о своих занятиях живописью и о наррабанском искусстве мгновенных портретов, но даже продемонстрировала свое умение. Развязала висящий на левой руке бархатный мешочек, достала одну дощечку, покрытую слоем воска, и заостренную палочку. Несколько уверенных движений палочкой по дощечке — и вот уже Авита демонстрирует новому знакомому результат:
— Вот! Наррабанцы называют это горхда!
На дощечке красовался портрет наглеца, только что оставленного лежать в кустах сирени. Странное впечатление: резкие, скупые штрихи, словно набросок к будущему портрету… но уже сейчас видно и явное сходство, и насмешка художника над неприятным ему человеком. Вроде все как в жизни — а вылитый козел!
— Интересно! — сказал Ларш, возвращая художнице дощечку. Он уже прикидывал, кого из аршмирских любителей искусства может заинтересовать необычный стиль, и сожалел, что плохо знаком с городской знатью (все-таки рос в дядюшкином замке, а в Аршмире бывал наездами). — Это только на воске — или на бумаге тоже можно?
— Как раз на бумаге и полагается рисовать, дощечку я просто ношу для набросков.
— Еще интереснее, — улыбнулся Ларш. Но тут же спохватился: — О, пришли! Надо спросить кого-нибудь, в каком доме живет… э-э… как зовут госпожу?..
Проходящая мимо старушка охотно указала им дорогу, и вскоре оба стояли перед зеленой калиткой. Сквозь широкие щели видна была посыпанная песком дорожка.
— Сейчас открою, — сказал Ларш. — Тут можно просунуть руку в щель и дотянуться до щеколды.
Руку-то он просунул и до щеколды дотянулся, но вот откинуть щеколду не сумел, как ни старался.
— И не получится, — донеслось из-за забора. — Если секрета не знать, нипочем не откроешь!
В щели было видно, что по дорожке к ним спешит низенькая пожилая женщина.
Она откинула щеколду, распахнула калитку, скользнула взглядом по черно-синей перевязи Ларша и гневно подбоченилась:
— Семи лет не прошло, как явился! За «крабом» только пошли — состаришься, пока дождешься! Или надеялся, что за это время покойница оживет, возиться с нею не надо будет?.. — И скосила любопытные глаза на Авиту: — А это что за барышня?
* * *
Если у Мирвика и мелькнула мысль, что ему предстоит сладкая жизнь за кулисами театра — знай сиди да сочиняй новые сцены к старым пьесам! — то эта мысль быстро улетучилась.
Едва благодетель-Спрут удалился, как новому театральному работнику вручили метлу и сказали: «Сцену, зрительный зал и улицу перед входом… Вперед!»
Расстроился ли Мирвик? Как бы не так! Он принял метлу, как воин принял бы из рук мага зачарованный меч. Сочинять стихи — это прекрасно, но что-то в этом ненастоящее. Тряхнешь головой — и развеется наваждение. А вот метла — нечто вполне ощутимое!
Первая в жизни работа, за которую не рискуешь угодить в тюрьму…
Мирвик вихрем прошелся по театру — и актеры, на которых он привык смотреть с благоговением, едва успевали шарахаться с его пути. А на улице парень снизил скорость, зорко поглядывая по сторонам: не пройдет ли мимо кто-нибудь из старых знакомых, не позавидует ли?..
Закончив, отнес метлу в чуланчик под лестницей и с удовольствием напился воды из глиняного кувшинчика с крышкой, стоявшего на полке в коридоре для каждого, кого одолеет жажда.
Проходящий мимо комик Пузо снисходительно кивнул Мирвику:
— Следить, чтоб тут всегда была вода, тоже твое дело!
Мирвик понятливо закивал, глянул на дно кувшинчика и помчался за водой, с гордостью ощущая, что его место в театральной жизни становится все значительнее.
