— Значит, я лгу, да?!
Дальше Ларш не слушал. Без стука отворив дверь, он вошел в комнату бесцеремонно, словно к себе домой.
Ну да, все верно. Бледный, как рыба, Джанхашар — и пышущий жаром мести «козел» с синяком на физиономии.
Здешние стены не видели ничего подобного: вошедший без зова «краб» небрежно поклонился начальнику стражи и заговорил первым:
— С цирком все в порядке: костров не жгут, жителям не мешают. На обратном пути пришлось зайти в один дом: там умерла старушка, и я…
Договорить Ларшу не удалось. Пострадавший «козел» вскинул руку, указывая на молодого стражника. Таким трагическим жестом призрак мог бы обличать своего убийцу.
— Вот! Это он!.. Посмел меня ударить!..
Только сейчас Ларш соизволил обратить на него внимание.
— Да, я и забыл… Вот этот горлопан приставал на улице к девушке и вообще буянил.
— Ах ты… — задохнулся «горлопан». — Ты посмел оскорбить Сына Клана Вепря!
— Правда? — вежливо удивился стражник. — Я этого не знал.
Потрясение оскорбленного Вепря перешло некую незримую грань. Несколько мгновений он молча глядел на парня с сине-черной перевязью на груди. На жалкого «краба», нарушившего закон, установленный людьми и богами.
И спросил уже без крика, почти спокойно:
— Ты хоть понимаешь, что теперь будет?
— Думаю, Поединок Чести, — вздохнул Ларш. — Мы, Спруты, никогда не отказывались исправить свои ошибки таким способом.
Оскорбленный Сын Клана не сразу понял значение слов «мы, Спруты». А когда понял — испытал нечто вроде облегчения. Мир стоит на месте и не рушится. Кланы по-прежнему святыня, хранимая богами. Просто произошло недоразумение…
А Ларш продолжал спокойно и доброжелательно:
— Нам лучше продолжить беседу в другом месте. У господина начальника стражи много дел, не стоит дольше занимать его время.
Он обернулся к Джанхашару.
На позеленевшей физиономии господина начальника стражи отнюдь не читалось желания заниматься какими бы то ни было делами. Джанхашару явно хотелось забиться под стол и не вылезать оттуда до конца дней своих.
* * *
Мирвик уже догадывался, что театр — самое подходящее место для безумцев. Но такой вспышки безумия он все-таки не ожидал.
Сначала все дружно оттирали чернила с лица, груди и волос бьющейся в истерике Джалены — и, разумеется, превратили очаровательную блондинку в подобие демона, только что протиснувшегося сквозь печную трубу. И сами порядком перемазались.
Потом все дружно удерживали Джалену, которая рвалась убить Бариллу.
Потом все не менее дружно удерживали Бариллу, которая рвалась убить Лейфати: что за кувшин он ей подсунул?! Все свидетели: Барилла пришла на репетицию с пустыми руками, а за водой послала этого сукина сына!..
Наконец все вопли перекрыл знаменитый бас Раушарни, громогласно обещавшего уволить к болотным демонам любого, кто немедленно, сейчас же не заткнется!
Все замолчали.
— Сейчас разберемся, — мрачно пообещал Раушарни. — Барилла, признавайся: твои штучки? Все знают, как нежно ты любишь Джалену.
Первая актриса театра по-звериному оскалилась, разом утратив свою царственную красоту.
— Да я бы ее не то что чернилами, эту змеюку… я бы ее мордой в очаг сунула, прямо в огонь! Но ведь не перед премьерой, Раушарни! Как ты не понимаешь — не перед премьерой! Это будет моя лучшая роль, вершина моей славы! А кто заменит эту белобрысую дрянь? Соплячки, что играют рабынь? Они еще хуже этой идиотки! Они еще в первом акте сделают из трагедии комедию! Зрители будут ржать! Понимаешь? Ржать!
Ответом ей было хмурое молчание. Никто из актеров не возразил.
А Мирвик вспомнил рассказ Раушарни про давнюю драку двух актрис. И слова Бариллы: «Ну и дуры! Не могли подождать, пока не кончится спектакль!»
Похоже, она говорит правду…
Все глаза устремились на Лейфати. Тот постучал себя пальцем по виску — вульгарный уличный жест, не подходящий изящному первому любовнику.
— За придурка меня держите? Своими руками приволок кувшин с чернилами, при всех вручил Барилле: давай, красавица, отведи душу, а я потом свой загривок под тумаки подставлю… так, да? Ни одна баба от меня такого не дождется!
— И то верно, — кивнул Афтан. — Если ты, Лейфати, хочешь учинить кому-то пакость, уж ты исподтишка…
Тем временем Мирвик, пораженный неожиданной мыслью, открыл стоящий перед ним кувшинчик, неверяще понюхал жидкость:
— Это же не чернила… вода, обыкновенная вода!
Раушарни услышал, обернулся:
— А должны быть чернила?
Наступила тишина. И в этой звонкой, враждебной тишине Мирвик понял, какую глупость он совершил, не вовремя раззявив пасть.
Но отмалчиваться было поздно. Мирвик рассказал о покупке чернильного порошка и о том, как своими руками поставил на этот самый стол кувшин чернил.
— Стало быть, — рассудил комик Пузо, — этот самый кувшин кто-то и подменил.
Мирвик вцепился в край столешницы, отчаянно моля Безымянных, чтобы никто не заметил неувязки, таящейся в этих словах.
Увы, боги не услышали мольбу парня. Раушарни эту неувязку углядел:
— Чтобы подменить кувшин, надо было знать, что в нем чернила.
— И верно, — кивнула старая Уршита. — Я на кувшинчик и внимания не обратила: стоит себе, как всегда, вода с вином для Раушарни…
Но старый актер довел свою мысль до конца:
— А знал, что в кувшине, только ты, парень. И сидел ты как раз рядом…
Не нужно чутья потомственного вора, чтобы понять: влип Мирвик, сейчас его будут бить. Только что он был одним из всех, человеком театра, — и вот уже отделен от актеров стеной враждебности. Чужак. Вор. Опасный человек.
Конечно, никто не поверит его объяснениям… И все же Мирвик попытался разбить злое молчание:
— Да зачем бы я стал пакостить Джалене? Что она мне плохого сделала?
— Стало быть, тебе за это кто-то заплатил, — кивнул молодой актер Заренги.
— Вот мне как раз интересно, кто ему заплатил, — негромко отозвался Раушарни.
Словно в сказочном зеркале, перед Мирвиком пронеслось будущее: крепкая трепка и прощание с удивительной новой жизнью, которую он и распробовать толком не успел.
— Подождите, — осипшим голосом взмолился он. — Подождите, я сейчас… я объясню…
— Объяснит он! — рыкнул Афтан. — Время тянет, гаденыш! Переломать ему все кости!
Мирвик и в самом деле тянул время.
К счастью для парня, он умел быстро соображать в мгновения опасности.
