— Я знаю, — посерьезнел наррабанец. — Но сейчас боль почти утихла…
— И мой господин торопится разбудить едва-едва уснувшего хищника?.. Эх, до чего несовершенны своды законов! Если человек причиняет ущерб чужому здоровью, его наказывают. А если своему…
— Какое счастье, друг мой Ульден, что ты лекарь, а не законовед! Иначе такие нерадивые пациенты, как я, отправлялись бы в рудник, верно?
— Эх! — махнул рукой Ульден. — Скорее бы мне удалось создать Панацею Всеисцеляющую! Тогда бы самый легкомысленный человек не смог губить себя…
— Ты создашь ее! — сочувственно откликнулся Верши-дэр, который знал о мечте молодого лекаря. — Обязательно создашь! А за меня не переживай. Мне действительно гораздо лучше. Скоро я продолжу путь в Тайверан. Но прежде чем покинуть этот гостеприимный город, хочу завершить одно небольшое, но весьма приятное дельце.
— Касающееся хорошенькой простолюдинки? — рассмеялся Ульден, вспомнив недавний разговор.
Верши-дэр вальяжно развалился на ложе. Холеная рука играла с бахромой подушки.
— О да, — промурлыкал он довольно. — Касающееся весьма хорошенькой простолюдинки!
* * *
Ларш не особенно любил семейные обеды и старался по мере возможности от них отвертеться. Но не сегодня! Разве он упустил бы возможность удивить тетушку и с ясным взглядом позлить дядю?
Все сложилось просто восхитительно — начиная от входных дверей, где новый раб-привратник, не знавший в лицо хозяйского племянника, облаял нахального «краба» и посоветовал валить к черному ходу и спросить управляющего.
Ларш хотел и в самом деле пойти черным ходом — он там ни разу не был, интересно же! Но сообразил, что из-за его фокусов привратника могут наказать, с сожалением повертел перед носом у слуги нефритовую фигурку спрута на серебряной цепочке и осведомился, дома ли дядюшка. Членораздельного ответа не дождался, разрешил привратнику встать с колен и по лестнице проследовал в трапезную.
И какими ж круглыми стали глаза у тети Аштвинны, когда она увидела племянника с черно-синей перевязью на груди! А дядюшка не сказал ни слова, но аппетит у него заметно испортился, чему Ларш тихо порадовался. Он хорошо относился к дяде, но хотелось все-таки проучить его за вчерашнее самодурство.
Ульфанш холодно молчал, играя ложкой в тушеных грибах, так что разговор поддерживала в основном тетушка.
Кругленькая, веснушчатая, уютного вида женщина была не из тех особ, которые закатывают по любому поводу истерики. Она и сегодня не повысила голос на мужа. Мирно, добродушно она расспрашивала племянника: придется ли ему теперь участвовать в налетах на эти ужасные портовые притоны? А воров арестовывать — придется, да? А интересно (этот вопрос уже был адресован мужу), если она, Аштвинна, чем-нибудь прогневает супруга, не отправит ли ее Ульфанш… ну, скажем, в прачки?
Спрут, бросив ложку, глядел мимо жены. Лицо его было каменным и непреклонным. Лишь когда Аштвинна тем же ровным голосом поинтересовалась: что сказал бы о нынешнем ремесле сына покойный брат Ульфанша, — не выдержал. Встал, отодвинул кресло так резко, что шарахнулся в сторону слуга с кувшином вина. Взлетела к лицу рука с массивным перстнем — знаком власти Хранителя. Казалось, что Спрут получил пощечину.
С Ларша как волной смыло злорадство. Ох, как стыдно ему стало! Захотелось попросить прощения… но миг был упущен. Хранитель молча вышел из трапезной.
Ларш растерянно встал, не зная, как быть.
— Сядь, — хладнокровно сказала Аштвинна. — Сядь и ешь. Ему полезно немножко позлиться. А то воротит что хочет, никто ему не указ. Король далеко, а остальные…
— Тетя, я…
— Ты просто глупый мальчишка. И вы оба — ужасные упрямцы. Долго еще собираешься играть в «краба»?
— Поиграю еще… — отозвался глупый мальчишка и ужасный упрямец.
— Этого я и боялась. Ладно, поговорим о другом. Слышал, что учудила рыжая кукла?
— А что учудила? — заинтересовался Ларш, постаравшись забыть неприятное царапанье в душе.
Он не спросил, о какой рыжей кукле шла речь. Разумеется, супруга владельца верфи опять звенит кошельком своего мужа.
Жены аршмирских богачей щеголяли друг перед другом нарядами и драгоценностями. Аштвинна («домашняя курица», как называли ее за глаза), в этих состязаниях не участвовала: не хотела выглядеть нелепо. У нее была своя соперница: рыжая карлица Арритиса Сапфировая Тропа из Клана Альбатроса.
Высокородная Арритиса тоже не увлекалась тряпками и побрякушками, она тратила деньги более изобретательно и утонченно. Ей нравилось, когда город говорил о ее щедрости и изысканности. Арритиса не опускалась до дешевой благотворительности вроде пожертвований на бесплатную больницу или помощи мелким, никому не интересным людишкам. Это же скучно, кто об этом будет говорить? И она разбрасывала золото мужа так, что звон его, словно эхом, отдавался разговорами в лучших домах Аршмира. Муж не спорил, потому что тщеславная карлица принесла ему когда-то роскошное приданое.
Как ни странно, спокойная и неглупая Аштвинна воспринимала дорогостоящие выходки «рыжей куклы» как выпады в свой адрес. Тем более что вокруг сквозняком крутились шепотки: мол, Арритиса — настоящая хозяйка города, ибо щедрее и великодушнее супруги Хранителя. Аштвинна переживала из-за этих разговоров (которые пересказывали ей доброжелательные приятельницы) куда тяжелее, чем из-за частых измен мужа, и время от времени наносила сопернице ответные удары…
— Рыжая кукла узнала, — рассказывала тетушка, кроша в пальцах печенье, — что в Аршмире на один день задержится в пути Саринава Желтая Ива из Рода Вейвеш… ты представляешь, что это значит для каждого образованного жителя нашего города?
— Представляю. А кто она такая?
— Не вздумай задать этот вопрос кому-нибудь, кроме твоей старой тетки! Стыдно, Ларш! Саринава — самая знаменитая поэтесса нашего времени. Недавно вышла за властителя Замка Красных Утесов и оставила столицу, чтобы жить с любимым в глуши… Рыжая кукла не растерялась и устроила в честь Саринавы прием на борту корабля. Пригласила всю городскую знать. Только представь себе: корабль медленно плывет вдоль побережья, мы любуемся природой, а Саринава читает отрывки из новой поэмы… Как жаль, что тебя не было с нами!
Ларша скрутило от отвращения. Привычный страх перед морем на несколько секунд выдавил из груди дыхание. Да, на том приеме молодому Спруту было бы не до стихов!
Ничего не заметившая тетушка продолжала:
— Я не люблю рыжую воображалу, но надо признать: прием она устроила достойный. И сама затея, и стихи, и угощение… ну, не к чему придраться!
— Тетя, не стоит огорчаться. Будет еще случай поставить нахалку на место. Только не надо устраивать прием в честь какой-нибудь знаменитости. Скажут, что супруга Хранителя подражает Арритисе.
— Это так, — огорченно вздохнула тетушка. — Да и знаменитости приезжие… когда они нужны, так их и взять негде!
