— А вино? — придирчиво поинтересовался «тиран».
— Клянусь, не больше одного кубка! Но один кубок выпью, даже если ты будешь драться. Меня известили, что высокородный Ульфанш собирается прислать мне для приема кувшин «расплавленного золота», это такая редкость и такое чудо!..
В этот миг появился слуга, чтобы доложить о приходе гостя. Впрочем, сам гость вошел следом за слугой, не дожидаясь приглашения.
Верши-дэр просиял улыбкой.
— О мой высокородный друг! О несравненный Вепрь! Ты так редко радуешь мой дом своим визитом!
— Заботы, заботы, почтеннейший Верши-дэр, — солидно отозвался гость. — Ты же знаешь, я не последний человек при Хранителе.
Верши-дэр хотел было представить гостей друг другу, но оказалось, что оба встречались пару раз и помнят свое, хоть и мимолетное, знакомство.
— Я, собственно, с просьбой, почтенный Верши-дэр.
— С приказом, высокородный Гурби, с приказом! Что тебе угодно повелеть?
— Могу ли я на завтрашний прием пригласить с собой девушку?
— Всего-то? Да хоть пятерых! Прелестные личики твоих избранниц украсят нашу встречу.
— Она не моя избранница. И не такая уж красотка. Но меня просили оказать покровительство молодой художнице, Дочери Рода. Кстати, она рисует в наррабанском стиле.
— О! Восхитительно! Однако Наррабан знает не один стиль живописи. Какой из них избрала молодая госпожа?
— Мне этого слова не выговорить. Но… — Гурби на миг запнулся, припоминая. — Очень быстрый рисунок. Несколько линий — и человек на портрете как живой.
Верши-дэр посерьезнел.
— Неужели горхда? Это означает «быстрая кисть»…
Он обернулся к слуге, который без приказа не смел покинуть комнату, и отдал распоряжение по-наррабански.
— Сейчас принесут футляр с интереснейшими работами… Но я ни разу не слышал о грайанце, освоившем горхда. Что, рисунки барышни действительно хороши?
— Не видел, — честно признался Гурби.
— Тогда неплохо бы госпоже прийти в мой дом еще днем, до приема, и заранее показать свое искусство. Если рисунки мне понравятся, я охотно их куплю.
— Разумно, — кивнул Гурби. — А если барышня рисует плохо — не выйдет конфуза перед гостями.
Тут слуга внес широкую твердую коробку.
— Вот! — вскинулся наррабанец. — Это, конечно, не все мое собрание, лишь несколько рисунков. Я хочу показать их в Тайверане. Говорят, при дворе Джангилара есть знатоки. Сейчас, сейчас…
На крышке коробки были завязки из широкой серебряной тесьмы. Верши-дэр, жестом отослав слугу, сам принялся возиться с замысловатыми, пышными, похожими на цветы узлами.
Воспользовавшись тем, что наррабанский вельможа отвлекся, Ульден быстро и тихо сказал Сыну Клана:
— Господин мой, нам надо позже поговорить с глазу на глаз.
* * *
Веселая песенка про хитрую акулу, захороводившую неуклюжего недотепу-кита, без слов летела над Змеиным ущельем. Ее старательно, куплет за куплетом, высвистывал юноша в хорошо сшитом камзоле из тонкого сукна, шедший по дну ущелья в сопровождении сосредоточенного, внимательного наррабанца.
С правого склона, из перистых султанов дымарника, раздался оклик:
— Кто идет?
— С крыши кот! — раздраженно, но без удивления отозвался молодой человек. — Свищу тут, как чокнутый скворец, уже губы не слушаются.
— Ты с «Вредины»?
— Во тупой, а? — Молодой человек оглянулся на своего спутника. — Нет, мы с королевского флагмана! А здесь у меня свидание назначено! С наррабанской слонихой!
— Да кто ж знает, кого сюда занесет… — упрямо огрызнулся насквозь неправый, но не желающий этого признавать голос. — Ладно, поднимайся.
— Ну да, храмовое шествие сюда забредет! — огрызнулся Ларш, поднимаясь по склону по неожиданно удобным, плоским, как ступеньки, камням. Приказ командира «держись нахальнее» он запомнил и намерен был исполнять неукоснительно.
Когда вход в пещеру выглянул драконьей пастью из розовато-фиолетовой пелены дымарника, Ларш свысока глянул на бородатого контрабандиста, сунувшегося с каким-то вопросом, и громко заявил:
— С хамсой не разговариваю. Кто хозяин этого цирка?
— Ну, я, — шагнул навстречу Ларшу коренастый, плотный, краснолицый мужчина. — Заходи, гость дорогой.
— Чего я заходить буду? — хмыкнул Ларш. — Не в бордель явился… Выноси товар наружу, на свету принимать стану, не при факелах!
— Примета плохая — на пороге разговаривать! — уперся контрабандист.
— Где порог-то? — изумился Ларш. Но уступил, сделал несколько шагов в полумрак, откуда несло какой-то плесенью.
— И ты заходи, — кивнул главарь контрабандистов наррабанцу Даххи, который стоял у входа.
— Мне тут с тобой песни распевать некогда, — мрачно сказал Ларш, который видел перед собой только трещину в скале, заканчивающуюся тупиком. — Давай, выгоняй скотину свою двуногую.
— Внутри поговорим, — тяжело и неуступчиво бросил главарь. — Заходите оба.
«Не верит, — зло подумал Ларш. — Отрезает путь к отступлению».
Но выбора не было. Словно из скальной стены, рядом возникли еще двое головорезов. Да и бородач-часовой насторожился.
Ларш ухмыльнулся:
— С хозяевами не спорят, да еще с такими гостеприимными!
И направился в «тупик». Как и ожидал, увидел, что скальный коридор здесь сворачивает направо.
Ларш и контрабандисты шагнули было в темноту, но остановились: позади послышался резкий, с болью выдох — и звук падающего тела.
Взорам Ларша и его спутников, поспешно обернувшихся, предстал наррабанец Даххи, стоящий над телом бородатого часового.
— Что еще?! — гаркнул главарь. За эти мгновения он успел обнажить меч. Его дружки тоже готовы были кинуться в драку.
Даххи оскалился и гортанно выкрикнул с невероятным наррабанским акцентом:
— А зачем он сделал вот так?
И левой рукой изобразил над своим плечом загогулину.
Ларш сразу смекнул, что произошло. Бородач узнал Даххи — и тот, поняв все по его физиономии, заставил его замолчать одним ударом. И заявил, что часовой его оскорбил. Грайанцы часто дразнят наррабанцев «верблюдами». Или жестом обрисовывают над своим плечом горб — и горячие южные парни, поняв намек, бросаются в драку.
Молодой стражник сообразил все это молниеносно — и в два шага оказался над упавшим бородачом. Тронул Жилу Жизни, через плечо бросил контрабандистам:
— Живой! Оглушен малость, очухается!
(Ларш от волнения не разобрал, бьется ли жилка под пальцами, но какое это сейчас имело значение?)
