— Не надо! — крикнул он. — Скажите ему: не надо! Я на все согласен, на все!..
* * *
По коридору аршмирского театра шел мертвец.
Мертвец был бледен и угрюм, в курчавых волосах его запеклась кровь. Глаза были пусты и бессмысленны. Отвисшее брюхо подрагивало в такт медленным, тяжелым, неуверенным шагам.
Перед мертвецом, обгоняя его, катилась волна паники.
— Пузо идет!
— Спасайся, кто может!
— Ой, храни Безликие!..
— Да вы что, парни, сбрендили? Он же умер, Пузо-то!
— Умер! Но идет!
Стражник, поставленный Хранителем ожидать девицу Милесту, спешно покинул пост, рассудив, что этот толстяк — вовсе не юная актриса, а воевать с покойниками ему не приказывали. А потому тот, кто был комиком Пузо, беспрепятственно вошел в здание.
Труппа не рвалась принять в объятия своего бывшего комика.
Оба балкона были забиты «мелкими актрисульками» — по четыре бледные рожицы на каждом.
Доблестный воин Афтан дернул в зрительный зал и забился под скамью. Его могучее войско (все пятеро «бессловесных» актеров) ухитрились замотаться в занавес, разложенный на сцене для починки, и теперь туча пыли стояла над дергающимся, трепыхающимся свертком потертого до дыр бархата.
Мирвик, держа кувшин с водой, вжался спиной в стену. Он не отводил взгляда от приближающегося ужаса: бледное, как кусок непропеченного теста, лицо и стеклянные глаза. Мелькнула мысль о чулане под лестницей, но повернуться, подставить мертвецу спину было невозможно.
И тут на весь коридор загремел неповторимый гневный бас:
— Ни ясным днем, ни полночью безлунной нет места мертвецу среди живых! Костер возьмет тебя, очистит душу, откроет путь для нового рожденья! Ступай же прочь и мерзким духом тленья не оскверняй прекрасный этот мир!
Раушарни бесстрашно ринулся спасать свою труппу!
Мирвик даже не пытался вспомнить, из какой пьесы старый актер выдернул этот монолог. В мозгу билась счастливая мысль: «Пока он будет жрать Раушарни, я удеру в чулан!»
Покойник остановился, не сводя тупого взгляда с преградившего ему путь старого актера.
От черного входа послышался пронзительный женский голос:
— А ну, пошли! Пошли, кому я сказала! А то зачем тогда и жрецы нужны?
Прибыла подмога: «злодейка» Уршита тащила за собой порядком оробевшего тощего юнца.
— Вот он! Который толстый! — свирепо сообщила Уршита.
Юнец был почти одного возраста с Мирвиком. Он явно недавно получил жреческую головную повязку и наверняка не ожидал, что в самом начале служения ему встретится такое испытание.
— И… изыди, — неуверенно произнес жрец, простирая руку с покойнику. — И… именем Безликих!
Мертвец обернулся к жрецу и устремил на него неподвижный взгляд.
Жрец попятился и наткнулся на жесткую руку Уршиты.
— Куда?! — прикрикнула на него храбрая актриса. — Я тебе покажу удирать! Призывай своего бога! Ты кому служишь-то?
— Я?.. Тому, Кто Хранит Всякую Неразумную Тварь…
— Это который по домашней скотине? — охнул Раушарни. — Уршита, ты никого посолиднее притащить не могла?
— Кого на улице увидела, того и притащила! — огрызнулась «злодейка». — Было время искать, да? Пока Пузо всю труппу слопает?
Жрец понял, что его здесь не уважают в должной мере, оскорбился и приосанился.
— Костер ему нужен, — твердо сказал он. — Прямо здесь, на улице.
— На дрова ты его будешь загонять? — деловито уточнила Уршита.
Жрец осекся.
И тут мертвец, тупо глазевший на людей, шагнул к Мирвику и вытолкнул из глотки одно слово:
— Пить…
Все замолчали, уставившись на кувшин, который прижимал к себе Мирвик.
«Отдам, пока не набросился, — решил парень. — Только бы с руками не оторвал».
И храбро протянул кувшин покойнику.
Тот принял его обеими руками и вылил воду в пасть с той же ловкостью и лихостью, с какой при жизни лил вино. А затем вернул опустевшую посудину Мирвику. Тот принял кувшин — и при этом нечаянно коснулся лапищи комика.
Лапища была теплая и мягкая.
Еще подростком Мирвик подрабатывал в погребальном ущелье, помогал жрецам укладывать на общий костер бродяг и нищих. Он помнил, каковы трупы на ощупь.
— Да он живой! — возмущенно завопил Мирвик.
Пузо сфокусировал на нем взгляд и выдал вторую реплику:
— Вы тут все рехнулись, да?
Раушарни охнул и беспомощно опустил руки. На его лице растерянность смешалась с радостью:
— Пузо, родной… так ты не помер?
— Размечтались! — прохрипел комик. — Не дождетесь!
Жрец плюнул и пошел к выходу. Уршита кинулась следом с криком:
— Мы заплатим за хлопоты, заплатим!
Жреца лучше не сердить, даже если его бог всего-навсего приглядывает за скотиной.
А Раушарни уже стискивал воскресшего приятеля в объятиях:
— Дорогой ты мой… да кто ж тебе башку проломил?
— Башка — плевать, — несчастным голосом отозвался Пузо. — А вот что я вчера вино с «водичкой из-под кочки» мешал… хоть впрямь помирай!
— Сейчас поправишься, сейчас! Пошли на сцену, там стол! Мирвик за вином слетает!
При слове «вино» комик заметно оживился и довольно бодро затопал следом за Раушарни.
Когда процессия проходила мимо лестницы, из чуланчика донесся жалобный голос:
— Уже можно вылезать?
В чуланчике, немыслимым образом втиснувшись среди метел и лопат, сжимая друг друга в вынужденно тесных объятиях, стояли насмерть перепуганные Эртала, Барилла и Джалена.
* * *
Для воскресшего комика тут же собрали на столе все, что можно было раздобыть на скорую руку. Пузо ничего не ел, пил вино и рассказывал, что, рассорившись с Афтаном, не пошел на ужин к Хранителю, пьянствовал в таверне со всякой швалью и ужрался до того, что не мог вспомнить ни строки из монолога, который хотел продекламировать собутыльникам. Понял, что с него хватит, отправился домой, споткнулся на ступеньках уходящей под гору улочки и разбил голову. Очнулся на телеге, среди «ничейных» покойников, которых везли в погребальное ущелье. Слез с телеги, повергнув возчиков в ужас. Один, ошалев, завопил: «Куда?! Стража сказала, что мертвый, так и лежи!..»
Рассказывая, Пузо немного оживился и даже изобразил перепуганного дурня-возчика, развеселив столпившихся вокруг стола актеров (которые уже успели забыть собственную панику).
Не смеялся только Раушарни, не сводивший тревожного взгляда с бледного лица комика, с его слипшихся от крови волос. Наконец он прервал приятеля:
