Авита извертелась на телеге, то глядя в лицо рассказчику, то оборачиваясь. Дорога сделала поворот, теперь из-за скалы виднелось лишь плечо огромной каменной фигуры.
— Аршмир был уже большим городом с крепостной стеной, — продолжал Ульден. — Под защиту этой стены и ринулись обитатели побережья. Аршмир сел в осаду, словно ожидая появления вражеской армии. Стража держала наготове катапульты и копьеметы и, глядя на гиганта, слоняющегося вокруг города, гадала: сумеет такой перелезть через стену или не сумеет? Но они забыли, что у Аршмира только три стены, а вместо четвертой…
— Море! — завороженно выдохнула Авита.
— Море, — кивнул Ульден. — Никто не знал тогда, что каменный великан умеет ходить по дну. Представляю, какой переполох поднялся в порту, когда он вырос из черной ночной воды и принялся громить стоящие на рейде корабли.
Авита, побледнев, кивнула. Живое воображение художницы сгустило вокруг нее ночной мрак, разорванный огнями факелов и береговых костров и пронизанный лунным светом. И в этой лунной полосе нарушился строй мелких волн, поднялась гигантская черная голова и необъятной ширины плечи с лентами водорослей…
Усилием воли Авита отогнала картину, такую яркую, словно девушка сама видела ночь ужаса над аршмирским портом.
— Он приходил несколько раз, — продолжал Ульден. — Крушил корабли, разносил в щепки деревянный причал Старого порта — Нового порта еще не было. Добрался до складов и домов, с каждым днем все дальше заходя в город. Сети, протянутые, чтобы его изловить, он рвал в клочья. До катапульт добрался сквозь град камней и размолотил вдребезги. Там же, у катапульт, погиб король Аджупаш, командовавший обороной порта.
Дружески, без насмешки глянула Авита в оживленное лицо молодого человека:
— Мой господин так воодушевился, словно эти события происходили на глазах!
— Не только происходили, — прищурился Ульден, — я даже принимал в них участие. Любимая игра аршмирских мальчишек — в «оборону Старого порта». Сколько раз я был каменным великаном!
— Но как же все-таки с ним справились?
— Никому не известный человек, чужой в городе, объявил, что сумеет одолеть великана. А когда аршмирцы спросили чужака, кто он таков, в ответ они услышали: «У меня было имя, но волей богов я его отринул. Теперь я именую себя — Спрут!»
Авита ахнула, разом перестав улыбаться.
— До Аршмира не дошла еще молва о двенадцати воинах, которых Безликие сделали своими избранниками, даровав им магическую силу, — продолжал рассказывать Ульден. — А потому Спрут рассказал горожанам о волшебном источнике, из которого испил он и его друзья. И о том, как после этого уснули они долгим сном, а проснувшись — принялись рассказывать друг другу сновидения, в которых каждый был зверем или птицей…
Девушка прервала его энергичным взмахом руки. Ее настроение опять переменилось: теперь она сердилась. За кого он ее принимает, этот аршмирец, рассказывая то, что в Грайане знают даже малые дети?!
Нахмурив брови, она быстро вспомнила нужное место из «Летописи Санфира» и процитировала по памяти:
— «Говорили все, кроме двоих, глядевших друг на друга так, словно они впервые встретились. Наконец молвил один из них: „Я узнал тебя! Ты был спрутом, большим, как корабль! Своими щупальцами ты раздавил в щепки рыбачью лодку!“ И услышал он в ответ: „И я узнал тебя! Огромной акулой кружил ты вокруг той лодки, вокруг рыбаков, что цеплялись за обломки!“».
— И верно, — кивнул молодой человек со смущенной улыбкой, — что это я разошелся, как бродячий сказитель? Просто с детства люблю эту легенду… Словом, когда следующий раз великан явился в город (а это было при свете дня, на глазах у всех), самые смелые и любопытные из аршмирцев могли наблюдать издали, как чужеземец, бесстрашно подойдя к беснующемуся великану, прыгнул на его ногу и ловко, как в гору, полез вверх. Добравшись до головы, он исчез в пещере, заменявшей великану глаз. Аршмирцы с удивлением увидели, что движения исполина замедлились. Потом он опустился на колени и застыл. Когда горожане, осмелев, приблизились, из пещеры появился Спрут и заявил, что отныне великан подчиняется ему. И что горожане избавятся от многих бедствий, если признают его, Спрута, своим королем…
— Мой учитель, — недоверчиво протянула Авита, — говорил, что Спрут стал королем Аршмира после того, как победил чудовище, выходившее из моря и нападавшее на город.
— А разве я что-то другое рассказываю?
— Нет, но… я как-то иначе представляла себе морское чудовище. Вроде дракона.
— Морских драконов не бывает… Новый король Аргосмира повелел каменному великану дойти по морскому дну до островка и застыть там неподвижно. Так у города появился маяк. И тогда же родилась поговорка, непонятная чужеземцам: «Кто владеет маяком, тот владеет Аршмиром». Правда, король Лаогран все-таки завоевал Аршмир и присоединил к Великому Грайану, но Хранителем города он назначил одного из потомков Первого Спрута. С тех пор и пошла традиция: аршмирские Хранители — всегда Спруты.
— Красивая легенда… Но кто знает, что дошло из Огненных Времен неискаженным?
— Не только из Огненных, госпожа. Двести семьдесят лет назад, в четырнадцатом году Железных Времен, через два года после присоединения Аршмира к Великому Грайану, к городу подошла бернидийская эскадра. И Хранитель Аршмира отдал повеление великану. Два бернидийских корабля были размолочены в щепу каменными кулаками, остальные отступили.
Недоверие Авиты было сломлено. Двести семьдесят лет — это тебе не какие-то «незапамятные времена». Это, считай, вчера.
Девушка снова обернулась, но скалы уже скрыли от нее небывалый маяк.
— А это, наверное, страшно… — Голос Авиты дрогнул. — Стоять вот так век за веком…
— Просидел же он четыре года у деревни Козий Двор! — пожал плечами Ульден. — Что мы знаем о чувствах каменных великанов? Он видит проходящие вдали корабли, видит штормы и штиль, видит игры китов и пляску дельфинов, слышит разговоры людей у своих ног… О, приехали!
И в самом деле, за беседой путники и не заметили, что дорога уже идет вдоль крепостной стены Аршмира.
— Каждый раз, как я возвращаюсь в Аршмир, — задумчиво сказал Ульден, — я думаю о том, как прекрасен мой город и как я его люблю.
— А часто приходится возвращаться? Я думала, все лекари — домоседы.
— Не я. Мне и в армии довелось служить, в последней войне с Силураном.
Ульден спрыгнул с телеги.
— Пойду вперед, чтобы проскочить в ворота, пока стражники не принялись возиться с обозом. Госпожа идет со мной?
— Нет, у меня вещи на телеге.
— Ну, я-то налегке… Что ж, если понадоблюсь — я живу на Кошачьей улице, меня легко найти.
Ульден двинулся было вперед, но вдруг вернулся и сказал серьезно:
— Я почему-то уверен, что мы с госпожой еще встретимся. Такое у меня чувство, что встреча наша — неспроста. Что-то она значит в глазах богов.
