Оррис вскинул посох и послал в их направлении огненный шар, но оба уклонились и моментально спрятались за тем самым мобилем, где еще недавно укрывалась Мелиор.
Когда Гвилим это увидел, его неожиданно поразила одна мысль. Он побежал к Мелиор, выхватил у нее лучемет и принялся палить по машинам. Убийцы показались над крышей мобиля, чтобы выстрелить, но Оррис предупредил залп, загнав их назад при помощи магического огненного потока, разделившегося на две половины и едва не разнесшего им головы. Гвилим все стрелял, да так часто, что оружие нагрелось в его руках. Наемники снова поднялись для новой попытки, но в этот миг Гвилиму наконец удалось взорвать мобиль. Взрыв был страшным. Убийцы взлетели в воздух, как тряпичные куклы, а огонь взметнулся так высоко, что опалил верхушку одного из деревьев, росших вдоль улицы. Светловолосый как-то нелепо грохнулся посреди мостовой, да так и остался лежать. Лезвие же приземлился, сделал кувырок и вскочил, стреляя, несмотря на то что один из его рукавов горел.
Но Оррис уже был готов к атаке. Он снова создал янтарное заграждение, а в следующее мгновение сам послал струю пламени в наемника. Лезвие не успел отреагировать. Огненный залп ударил его в грудь, силой удара приподнял над землей и бросил на мостовую в огненном вихре.
Чародей глубоко вздохнул, а ястреб, круживший во время боя в небе, приземлился к нему на плечо и нежно потерся о его волосы. Гвилим тоже испустил вздох, подошел к Оррису и положил руку на плечо силачу магу.
— Отличная работа, — произнес он.
Кажется, чародей его понял. Он улыбнулся и, с сильным акцентом выговаривая незнакомые слова, сказал на Лонмире:
— Спасибо.
Вдвоем они направились к Мелиор и помогли ей встать. Она казалась ошеломленной, но улыбнулась им в ответ. Концы ее волос и брови были опалены взрывом, а на лбу краснел свежий порез от осколка стекла.
— Отличный выстрел, Хранитель, — похвалила она.
— Спасибо, — застенчиво улыбаясь, ответил он и протянул ей лучемет. — Стрелять по мобилям легче, когда они стоят.
Мелиор засмеялась и повернулась, чтобы что-то сказать Оррису. Гвилим услышал голоса, приближающиеся от дворца Правительницы, и, оглянувшись, увидел бегущий к ним большой отряд Службы Правительственной Безопасности. Он поднял руку и открыл рот, чтобы поприветствовать их, но в этот миг жаркая белая боль разорвала его голову, и ему вдруг показалось, что в его мозгу загрохотал горный обвал.
Он понял, что лежит на мостовой лицом вниз. Странно, он не помнил, как упал. Потом почувствовал, что его кто-то перевернул, и увидел лица склонившихся над ним Орриса и Мелиор. У девушки тряслись губы, а по щекам мага катились слезы.
«Это тот светловолосый, — подумал Гвилим, — дружок Лезвия. Он это сделал».
Гвилим повернул голову в сторону человека, которого он убил, и от неимоверного усилия голову пронзила ослепляющая адская боль. Посох все еще торчал из его тела, как и во сне, слегка наклонно, но камень по-прежнему был коричневым. «Значит, я не умер, — подумал он. — Пока».
И вдруг он понял. Понял смысл видения и что надо делать. Все равно камень уже не вернется в Даалмар.
Он снова посмотрел на Мелиор, и от этого простого движения из его груди вырвался стон.
— Он мертв? — прохрипел он, надеясь, что женщина поймет, о ком он говорит.
Она кивнула, и слезы ручьем полились по ее щекам. Какая она все-таки красивая.
Он с трудом заговорил снова:
— Ты должна кое-что сделать. — Он закрыл глаза. «Как больно».
— Все, что скажешь, — всхлипнула она. Голос доносился как будто издалека. В голове по-прежнему гремел камнепад.
— Мой камень.
Он подождал и снова открыл глаза. Оррис исчез, но Мелиор все стояла над ним на коленях.
— Мой камень, — повторил он резче.
— Оррис сейчас принесет.
Гвилим облизнул губы. «Извиняться нет сил. Наверное, она поймет».
Оррис почти сразу вернулся с посохом Гвилима и попытался вложить в его руку. Но Хранитель качнул головой — такая боль уже выше человеческих сил — и посмотрел на Мелиор.
— Твой, — прошептал он.
— Нет, — ответила она, недоуменно глядя на него. — Нет. Он принадлежит тебе и твоему народу.
— Твой, — повторил он, попытавшись подтолкнуть посох к ней, но руки больше не слушались.
Оррис все понял и осторожно передал реликвию Мелиор. Плача, она нехотя протянула руку. И как только пальцы коснулись дерева, камень вспыхнул ярким белым светом. А когда свет погас, кристалл был уже не коричневым, а алым. Этого Гвилим и ожидал. Таким он и видел его во сне.
— Твой, — произнес он в последний раз.
Потом закрыл глаза и вызвал в сознании образ Герты. И волны боли словно расступились, пропуская ее. Она шла по лугу неподалеку от поселка, волосы трепал легкий ветерок, все ее нежное лицо было озарено неподражаемой, одной ей присущей улыбкой, а в глазах сияла любовь. И, глядя на нее так, словно ничего больше не осталось в мире, кроме этого милого образа, он успокоился, и тьма поглотила его.
Мелиор было странно чувствовать посох в руках. Он был очень легким и казался живым, словно дышал, словно в нем текла кровь. Это была кровь Гвилима, ее, и ее матери, и всех остальных гилдринов, когда-либо живших в Лон-Сере. Даже кровь самого Гилдри, роднившая ее со стоящим рядом чародеем, тоже струилась в этом куске дерева Поэтому так символично, что граненый кристалл на его верхушке, на который она то и дело взглядывала, был кровавого цвета.
Она вспомнила, как Седрик рассказывал, что у подчиненных Калбира, отправленных в Тобин-Сер, тоже были красные камни. Наверняка они были похожи на ее кристалл. Глядя на него, она уже не сомневалась, что посох был ей предназначен. Это казалось неправдоподобным, и все же боги, наверное, когда-то решили за нее.
Мелиор поймала себя на том, что подобные мысли еще несколько дней назад показались бы ей дикими.
Оррис нежно коснулся ее руки. На его щеках еще не высохли слезы, но на губах уже сияла добрая улыбка.
— Что мне с ним делать? — обратилась она к нему на Тобинмире. — Отнести в Даалмар? Расхаживать с ним по Налю? Зачем он мне его отдал?
Оррис кивнул в сторону кристалла, как будто в нем и заключался ответ:
— Он знал, что камень принадлежит тебе.
— Он не мой.
— Камень говорит иное.
Она открыла рот, чтобы возразить, но остановилась, чувствуя, как из глаз снова полились слезы.
— Я всю жизнь притворялась, что не имею ничего общего с гилдринами, — вымолвила она наконец. — Я недостойна быть Хранителем.
Чародей молчал, и Мелиор затаила дыхание, с тревогой ожидая, что он ответит.
— Я убежден, что это решение богов, — сказал он, — и в таких вещах они преследуют свои собственные цели. В Тобин-Сере я знаю многих людей, между прочим очень хороших, которые больше всего на свете хотели бы стать магами. Но боги обходят их своим вниманием. И я знал некоторых, точнее, одного избранного, который оказался способен на такую жестокость, изворотливость и ложь, что я до сих пор спрашиваю себя, куда смотрели боги, наделяя его своим даром. — Он тряхнул головой, как бы отгоняя неприятные воспоминания. — По-моему, — продолжал он, — гадать, почему боги решили поставить тебя на место Гвилима — пустое занятие. Просто прими это и старайся поступать так, как поступал бы он. Возможно, зная историю его… — Он, улыбнувшись, поправился: — Зная историю твоего народа можно предположить, что пришло время для того, чтобы в Брагор-Нале появился гилдрин с твоими навыками и способностями. Может, это и окажется началом восстановления справедливости, о которой так мечтал Гвилим.
