Наконец яркие искры извивающегося магического огня, вырвавшиеся из хрустального наконечника посоха Элайны, заставили всех замолчать. Струя пламени пронеслась через стол совета к дальней стене зала, где разбилась о черный массивный Созывающий Камень.
— Прекратите! — стальным голосом приказала Элайна. — Все вы! Довольно!
Маги уставились на нее. После дикого грохота тишина казалась пугающей и нереальной.
— Во что мы превратились! Неужели мы разучились разговаривать? Во имя Богов, мы же маги! На нас с надеждой смотрит весь Тобин-Сер, народу нужны совет и защита, а мы не можем обсудить собственные проблемы, не разрывая при этом друг друга на части! — Она смолкла на секунду, глядя в зал уничтожающим взглядом. — Я не думала, что когда-нибудь мне придется сказать это, — твердым голосом продолжила Элайна, хотя в глазах ее стояли слезы. — Мне стыдно быть членом Ордена.
Она молча подняла руку, и Филимар, ее величественный серый ястреб уселся ей на запястье. Элайна развернулась и пошла к выходу.
— Элайна, пожалуйста, не уходи! — окликнула ее Сонель.
Девушка остановилась и секунду спустя повернулась лицом к магам. Она уже не могла сдерживать слезы, но голос ее был по-прежнему тверд:
— Извините, Премудрая, но я не вижу причин оставаться. Мы не делаем ничего полезного. Мне больно сидеть и смотреть, как все то, что я любила, рушится из-за бессмысленных склок.
— Если ты уйдешь, то нанесешь Ордену еще один сокрушительный удар! Ты подумала об этом? — спросил Транн. В голосе его звучала отчаянная мольба, а в глазах застыло выражение печали и страха.
— У нас разные точки зрения по многим вопросам, Элайна, — произнес Арслан. — Скорее всего я так и останусь при своем мнении. Но Транн прав. Если хоть один из нас уйдет, особенно в такой момент, это будет началом конца.
Элайна долго стояла, переводя взгляд с одного лица на другое, словно пытаясь найти в них нечто вселяющее надежду. Наконец, в последний раз посмотрев в сторону двери, она вздохнула и прошла к своему месту за столом.
— Так у нас ничего не получится, — произнесла Элайна, обращаясь ко всем магам.
Ее ястреб снова уселся на жердочку, закрепленную над креслом.
— Это противостояние не даст нам ничего хорошего. — Она взяла Джарида за руку. — Вы не имеете права называть его предателем. Ни его, ни Орриса, ни Транна, ни Бадена. Можно не соглашаться с их точкой зрения, но не опускаться до личных оскорблений.
— Ты права, — согласился Арслан. Он обратился к Оррису и Джариду: — Я приношу свои извинения. Многое из того, что я сказал… было чересчур резким.
Джарид кивнул. Оррис также принял извинения. Арслан же взглянул на Элайну и продолжил:
— Тем не менее я не собираюсь уступать вам.— В голосе его уже не было мягкости. — Бараму нельзя позволить вернуться в Лон-Сер, даже если это может быть для нас выгодно. Мы оставили его в живых, хотя я считаю, что он заслуживает казни. Думаю, этого достаточно. Пока у меня есть право голоса, я не дам ему выйти на свободу.
— Полностью с вами согласен, — вставил Эрланд, посмотрев на Бадена. Он словно хотел показать, что знает, кто подсказал Джариду эту идею. — Независимо от решения Собрания по поводу комиссии, а я надеюсь, что никого никуда посылать не будут, я не допущу, чтобы чужестранцу позволили вернуться на родину.
— Кто думает так же? — спросила Сонель, обводя взглядом присутствующих.
Большинство магов подняли руки.
— В таком случае обсуждение закончено, — мрачно произнесла Премудрая.
Поднялся Оррис.
— Могу я попросить слова? — спросил он.
— По вопросу Барама?
Маг кивнул. Сонель со вздохом ответила:
— Никогда раньше я не препятствовала дискуссии. Все получали возможность высказаться, не существовало никаких ограничений. Но сегодня мы должны прекратить этот спор. Я не даю вам права голоса. Извините, но мы все равно не сможем прийти к согласию.
Оррис ничего не ответил. Некоторое время он стоял плотно сжав губы, вперив в Сонель уничтожающий взгляд черных глаз. Руки его сжались в кулаки. Он медленно опустился в кресло, словно боялся случайно выпустить наружу свой гнев, который ему нелегко было держать под контролем.
— Да, это и вправду самый неожиданный день для всех нас! — саркастически усмехнулся Баден. Он не мог скрыть горечи в голосе. — Мы видели, как одна из нас была настолько оскорблена происходящим, что едва удалось уговорить ее остаться. Мы видели, как другому магу не дали слова Такого еще не случалось никогда, — добавил он и посмотрел на Сонель. — Сегодня мы видели, как маги бросаются друг на друга с кулаками. — Он покачал головой. — Что мы еще увидим? Какое небывалое зрелище?
— Ты кое-что забыл, Баден, — презрительно заметил Эрланд. — Мы также видели, как один из нас проявил поразительное малодушие. Один из Магистров, человек достаточно влиятельный, позволил молодому магу высказать отвратительное предложение, которое к тому же достаточно опасно для всех нас. Я думаю, что знаю, кто настоящий автор этого предложения.
Джарид вскочил с протестующим криком, но Баден осадил его.
— Не сейчас, Джарид, — попросил Магистр. Его голубые глаза не отрываясь смотрели на Эрланда, худые черты лица скривились в злой усмешке. — С сегодняшнего дня я буду бороться в одиночку.
— Но не в этом зале! — оборвала его Сонель. — Не на Собрании! — Она посмотрела на Бадена, затем на Эрланда: — Неужели вы ничему не научились! Как вы могли пропустить мимо ушей то, что говорила Элайна? Я не позволю и дальше разрушать Орден, мы и так уже изрядно постарались…— Она повернулась к Бадену, сверкнув зелеными глазами: — Да, я не позволила Оррису говорить. Надеюсь, он простит меня. И я сделаю то же самое сколько угодно раз, если это поможет сохранить спокойствие в зале! — Она оглядела магов.— Думаю, вы меня правильно поняли.
Слова Сонель гулко отдавались под сводчатым потолком, расписанным сценами из жизни Первого Мага, и возникало впечатление, что говорит сам великий Амарид. Маги долго молчали, и Джариду показалось, что тишина длится целую вечность. Все старались не смотреть друг на друга, только Элайна взяла руку Джарида и крепко сжала ее.
— Думаю, нам не помешает перерыв, — сказала наконец Сонель и позвонила в хрустальный колокольчик, который лежал на столе перед ней. В то же мгновение появились слуги Великого Зала, облаченные в голубые мантии. Они несли подносы с чаем шань и сладкими хлебцами. Постепенно разговор возобновился, уже на пониженных тонах.
Весь остаток дня дискуссии проходили довольно мирно, правда вопросы так и остались неразрешенными. Баден, Оррис и Эрланд мрачно молчали. Джарид, Арслан и многие другие были настолько опустошены утренними баталиями, что также не находили слов. Споры по поводу предложения Сонель стихли. Те, кто обычно смотрел на Орриса или Эрланда, боялись выступать самостоятельно, пока их вожаки молчали. В конце концов поздно вечером все разошлись, так и не приняв никакого решения.
