Керни подъехал к герцогине и устремил взгляд на равнину.
— Как нам остановить их?
— Может, ввести в бой ваше войско? — предложила она.
— Нет, — сказал кирси. — Так только прольется больше крови.
Шона прищурившись разглядывала мужчину. В нем чувствовалась сила, вызывавшая у нее уважение. Она не сомневалась, что он не тот, за кого себя выдает. Безусловно, простой ярмарочный предсказатель не стал бы разговаривать таким тоном.
— Тогда что? — спросил Керни.
— Ветер. — На сей раз голос подала женщина-кирси. Она была столь же привлекательна, сколь Гринса внушителен. Волосы у нее были заплетены в две косы, и она была в кольчуге и при мече, который выглядел несколько нелепо на поясе столь хрупкой и изящной женщины. С другой стороны, ростом и телосложением она не отличалась от Шоны. «Неужели я тоже так выгляжу?» — подумала герцогиня.
— Мой первый советник, — сказал Керни, бросив быстрый взгляд на Шону. — Объяснитесь, Кезия. Зачем нам ветер?
— Чтобы привлечь их внимание. Возможно, больше нам ничего и не понадобится.
Глендивр кивнул:
— Начинайте.
Женщина быстро взглянула на предсказателя, а потом закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сперва ничего не произошло — над равниной лишь воцарилось противоестественное безмолвие, и Шоне на миг показалось, что в мире стихли все звуки, кроме лязга стали и криков раненых солдат. Однако в следующую минуту воздух вокруг пришел в движение, словно сама Морна взмахнула рукой над тремя войсками. Ветер быстро крепчал и скоро превратился в ураган, который с воем понесся над равниной. Волосы у Шоны отчаянно трепетали за спиной, и ее конь попятился под мощным напором ветра.
Через несколько секунд он достиг двух войск, налетев на солдат с такой силой, что они волей-неволей отвлеклись от битвы, чтобы посмотреть в сторону, откуда налетела буря. При виде знамени Глендивра многие кентигернские солдаты испустили торжествующий вопль. Но Андреас и Хаган неподвижно сидели на своих конях, пристально глядя друг на друга, словно каждый пытался угадать намерения другого.
— Все в порядке, Кезия! — прокричал Керни, стараясь перекрыть рев урагана. — Достаточно!
Почти сразу ветер начал слабеть. Женщина открыла глаза и снова взглянула на предсказателя, еле заметно улыбнувшись.
Андреас прокричал приказ своим людям, и хотя Шона не разобрала слов, по тону герцога она предположила, что сейчас войска возобновят сражение. Однако солдаты обеих армий опустили свои мечи.
Андреас направился к ним, и мгновение спустя его нагнал кентигернский первый советник. Хаган следовал сразу за ними. Все они вложили мечи в ножны, но при виде Тависа герцог вновь обнажил меч и ударил коня пятками по бокам.
Глендивр поскакал навстречу Кентигерну, тоже выхватив свой меч из ножен.
— Прочь с дороги, Керни! — крикнул Андреас, когда герцог Глендиврский приблизился. — Я ничего против вас не имею. Мне нужен мальчишка.
— Ни шагу дальше, Андреас. Сейчас лорд Тавис находится под моей защитой.
Кентигерн резко остановил коня, и его лицо исказилось от гнева и удивления.
— Что?
— Я предоставил лорду Тавису убежище. Пока не выяснились все обстоятельства дела, любым действием, направленным против него, вы навлекаете на себя месть дома Глендивров.
С минуту Андреас яростно смотрел на герцога, медленно багровея. Наконец он поднял над головой меч и привстал на стременах.
— Да будет так.
— Гершон! — отрывисто произнес Керни.
Гершону потребовалось лишь взмахнуть рукой, и в тот же миг рядом с герцогом Глендиврским появились шесть лучников, которые держали наготове луки с натянутыми тетивами.
— Дом Кентигернов уже понес тяжелую потерю, Андреас. Не вынуждайте меня отнимать у него еще и герцога.
— Чтоб вас Байан обрек огню! — проревел огромный герцог. — Почему вы защищаете мальчишку? После зверского убийства моей дочери…
— Он утверждает, что невиновен.
— А в Кентигерне есть шлюхи, которые утверждают, что они девственницы!
— Вы пытали мальчика, но он все равно не сознался. Разве это ни о чем не говорит?
Шона взглянула на сына и снова содрогнулась при виде ужасных шрамов на его лице. К чести Тависа, он стойко выдерживал свирепый взгляд Андреаса. Он сидел в седле прямо, бледный, но спокойный. Она всегда считала своего сына красивым, но шрамы, оставшиеся после пыток Кентигерна, все изменили. Он не казался старым, его кожа по-прежнему оставалась гладкой, и у него еще даже не начала пробиваться растительность на подбородке. Но он уже никогда не будет выглядеть молодым.
— Это говорит мне только о том, — сказал Андреас, — что вы гораздо глупее, чем я думал.
Глендиврский капитан открыл было рот, но седовласый герцог быстро помотал головой, останавливая его.
— Возможно, вы правы, и я действительно глуп. Но я не позволю вам уничтожить королевство.
— Неужели вы думаете, что сможете противостоять моему войску, Керни? Если я захочу забрать у вас мальчишку — неужели вы думаете, что сможете остановить меня?
— Сможет, если кергские солдаты будут сражаться на его стороне, — сказала Шона, выдерживая испепеляющий взгляд Андреаса. — Если вы выступите против Глендивра, наши два дома возьмут верх над вами.
— Лорд Кентигерн, — начал Тавис.
Но Андреас вытянул вперед свой меч, направив острие клинка прямо в сердце молодого лорда.
— Ни слова больше, мальчишка, — прорычал он, тряся головой. — Ни слова — иначе, клянусь, я зарублю тебя на месте. Пусть они убьют меня, коли пожелают. Лучше умереть, обагрив клинок твоей кровью, чем жить, зная, что ты на свободе.
— Андреас…
— Как вы могли пойти на такое, Керни? Подумайте о союзе, скрепленном нашими отцами? Неужели это ничего не значит для вас?
— Напротив, это значит для меня очень многое. Но мальчик…
— Он убийца! Разрази вас гром, приятель! Неужели вы не понимаете? Он убил мою дочь. Я видел кровь Бриенны на его руках и одежде. Я видел его кинжал в ее… — У Андреаса прервался голос, и все его тело сотряслось от рыданий. Он крепко зажмурился, слезы стекали у него по щекам в рыжую бороду. Шона видела, как он скрежещет зубами в мучительной попытке сохранить самообладание.
Никто не произнес ни слова. Керни и предсказатель смотрели в землю. Даже у Тависа хватило ума отвести глаза в сторону. Шона взглянула на Хагана, который еле заметно потряс головой. Она все понимала. Больше всего на свете она хотела возненавидеть Андреаса. Он пытал ее сына, он заключил в тюрьму ее мужа и вынудил ее начать войну, которой она не хотела. Но она сама однажды потеряла ребенка и до сих пор помнила свое горе так живо, что слезы наворачивались на глаза. Да, ребенок умер вскоре после рождения, но от этого ее боль не стала меньше. Шона даже не могла представить себе, как страдали Андреас и Иоанна с самого дня смерти Бриенны. «Если вдруг выяснится, что Тавис виновен, — подумала она, — я сама прикажу повесить его».
