Я прищурилась.
— А не лучше ли мне отправиться с тобой на эту встречу? В конце концов, речь идет о моей жизни.
Отец уже хотел что-то сказать, но вдруг передумал. Он помолчал, потом посмотрел на меня испытующим взглядом.
— Я обещал, что буду говорить тебе только правду. Так тому и быть. Да, ты имеешь право голоса, потому что речь идет о твоей жизни. Но, милая моя девочка, голоса-то у тебя пока еще нет.
Я ахнула.
— Да, правда не всегда лицеприятна, — кивнул он. — Ты еще маленькая, неопытная, ты даже примерно не представляешь, что за силой обладаешь. А я — твой отец, и у меня — право опекунства.
— У моей мамы право опекунства.
И — о! какие огромные извинения я должна буду принести ей, когда — нет, если — я снова увижу ее. Сейчас я бы с легкостью выводила ее из нового запоя, паковала чемоданы для очередного переезда и выдумывала, что сказать друзьям, чтобы они не узнали, что моя мать — пьяница. Теперь все это казалось таким нетрудным по сравнению с тем, что тебя хотят убить Королевы Волшебного мира.
— Поверь мне, Дана, — продолжал отец, — пока речь идет об Авалоне, мои права как опекуна неоспоримы. Твоей матери здесь нет, а я есть. Это все, что будет иметь значение, если дело дойдет до разбирательств.
Он потянулся ко мне, но я выскользнула из-под его руки.
— Не трогай меня! И не веди себя как заботливый папочка. Ты все сказал, теперь все по-другому.
Он приподнял одну бровь.
— Было бы лучше, если бы я тебя обманул? Ты предпочла бы, чтобы я соврал тебе? Имей в виду, до того, как порвать с Орденами Волшебного мира, я играл ведущую роль в их политике. А человек, не умеющий обманывать, долго не продержался бы. Так что в искусстве лжи я неплохо поднаторел, можешь мне поверить.
Вот в этом я не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что, сочти он это целесообразным, он использовал бы свои навыки против меня, ни секунды не поколебавшись. Просто сейчас он счел более выгодным сказать правду, чтобы удержать меня. А он хотел и, главное, мог удержать меня. Из всего, что он наговорил, только в этом я и не сомневалась. К сожалению.
Ни слова больше не говоря отцу, я встала и отправилась в свою комнату наверху, а отец остался готовиться к встрече «трех кукловодов», для которых я была лишь марионеткой. Моя судьба была теперь в их руках. Я вошла в комнату и первое, что сделала — поверьте, с наслаждением! — это сорвала с шеи кулон с камеей и бросила его в мусорную корзину.
Глава двадцатая
Этот день казался бесконечным. После разговора с отцом я села в комнате и принялась думать и горевать, причем второго было, должна признаться, больше, чем первого. Телефон то и дело принимался звонить и несмотря на то что я несколько раз испытывала искушение снять трубку и подслушать, о чем они там говорят, я решила, что лучше не надо — лучше не знать мне этого.
Финн вернулся из больницы в начале седьмого. Я все еще не хотела сидеть с отцом, но я очень хотела увидеть Финна, чтобы своими глазами убедиться, что он в порядке, так что я спустилась в гостиную.
Сказать, что он «в порядке» было, конечно, преувеличением. Все его лицо было в синяках, а судя по тому, как осторожно он ходил и двигался, у него еще все болело. Даже отец заметил это, потому что тут же предложил Рыцарю присесть. Финн с благодарностью опустился на диван.
— Ты достаточно оправился, чтобы охранять ее? — спросил отец. Думаю, дальше этого его сочувствие не распространялось.
Финн слегка пожал плечами.
— Если ехать в город — нет. А в доме, с учетом того, что он защищен вашими заклинаниями, — да. Я могу ее охранять.
— А ты не можешь найти кого-нибудь другого, кто бы не был так сильно ранен? — спросила я отца, глядя на Финна и покусывая губу. Я не была уверена, что, повторись такой же кошмар, как сегодня утром, я снова смогу вынести это.
— Я справлюсь, — сказал Финн, не дожидаясь ответа отца. — Я не стал бы этого говорить, если бы не был уверен на сто процентов.
Отец кивнул и повернулся ко мне.
— Даже если и не на сто, все равно лучшего телохранителя, чем Финн, не найти. К тому же через полчаса я еду ужинать с Алистером и Грейс для разработки стратегического плана. Другой охраны мне за это время не найти.
Я не стала утруждать себя спором. Предпочитаю сохранять свои силы для сражений, которые можно выиграть.
Отец ушел минут через десять. Интересно, подумала я, а что я буду есть на ужин? Ланч давно прошел, а на обед я не спускалась, хотя отец и звал меня. Я была очень голодной, у меня аж живот сводило.
Финн поднялся с дивана, я посмотрела на Рыцаря с сочувствием.
— Пожалуйста, не двигайся! — попросила я, хотя он уже встал на ноги. — Тебе что-нибудь нужно?
Я снова увидела перед мысленным взором его избитое и залитое кровью лицо, нож, пропарывающий его спину и со стуком вонзающийся в пол. Каким бы сильным и терпеливым он ни был, он не смог сдержать крик, когда парамедик вытаскивал нож.
— Я не инвалид, — сказал он, направляясь в сторону кухни.
Я пришла в ужас, когда он принялся доставать еду из холодильника и из шкафа, и я поняла, что он собрался готовить ужин.
— Ты не будешь готовить, — сказала я ему тем тоном, не допускающим возражений, которым я не раз говорила с пьяной матерью, которую нельзя было и близко подпускать к плите и к открытому пламени. Он лишь приподнял одну бровь и продолжил выкладывать продукты. Судя по тому, что он уже достал, он собирался готовить спагетти с фрикадельками.
— Я готовлю с шести лет, — сказала я, — я сама могу сварить спагетти. Пожалуйста, присядь.
К моему стыду, голос у меня слегка дрогнул. Но после всего, что он сделал для меня в этот день, мне было тяжело видеть, как он преодолевает боль сейчас, когда я сама могла позаботиться о себе. Подумать только: я приехала в Авалон отчасти ради того, чтобы кто-то позаботился обо мне, чтобы позволил мне побыть ребенком, которым я никогда не была. Смешно, что сейчас, когда такой шанс представился, я руками и ногами цеплялась за свою взрослость и самостоятельность.
Финн положил зеленый перец, который принялся было резать, и повернулся лицом ко мне, облокотившись о столешницу.
— Я тоже начал готовить, когда мне было шесть лет. И с тех пор прошло намного больше времени, чем с твоего шестилетнего возраста.
— Но…
— Если бы тебе удалось отправить меня домой, как ты хотела, я бы сейчас у себя, на своей кухне, точно так же готовил бы ужин.
Я несколько раз сглотнула слезы. Мне было так неловко плакать из-за глупого спора «кто будет готовить ужин»! Я пережила нападение в примерочной без единой слезинки и ни разу не заплакала за весь сегодняшний день, хотя поводов было выше крыши. Конечно, я не разревусь теперь, из-за какой-то ерунды!
