— Что ж, — с горечью и злостью сказала она, — тому, другому, ты тоже не была нужна, слишком легко он от тебя отказался, стоило лишь достославному коту сказать одно слово. Но чего же ты хочешь? Ты выглядишь не лучше его разбойников, а может быть, даже хуже. Ты умеешь только убивать стервятников. Мужчина? Мужчины у тебя никогда не будет.
Горечь и злость становились все сильнее.
— Впрочем, в этом нет ничего странного, — сказала она, вставая. — Кому нужна такая дура… И чего ты сюда прибежала? Честь потребовала, как же…
Поверившая, что старая крепость шергардов — вовсе не дом посланника, армектанка не сразу поняла, что перед ней. Ничего подобного она просто не ожидала. Неподвижное, покрытое пылью тело почти не отличалось цветом от столь же запыленной земли… Едва не наступив на лежащую, девушка, вскрикнув, отшатнулась; вывихнутая нога не выдержала, и лучница во второй раз за этот день расшиблась, упав на неровные камни, а потом бессильно сползла в канаву, которая когда-то была рвом. Ободранные ладони жгло; прикусив губу и борясь с желанием расплакаться, Каренира не чувствовала ничего, кроме растущей жалости, гнева и отчаяния. До нее вообще не дошло, что раз она нашла девушку, то могла бы найти и того, кто ее похитил… Карабкаясь по склону, она в конце концов добралась до подножия стены.
Вид тела мертвой женщины вновь потряс ее — она вдруг поняла, что, а вернее, кого видит. Она подползла к лежащей и с трудом перевернула ее на спину, внимательно разглядывая серые от пыли густые волосы, грязную рубашку, голые босые ноги… Она начала осознавать, что означает смерть этой женщины.
— Так это ты… — хрипло прошептала она. — Значит, это… это была ты… Вот ты какая, Илара…
Ей вдруг показалось, будто она слышит тихий вздох или стон… Застыв неподвижно, она сглотнула слюну, потом осторожно и медленно протянула руку, собираясь коснуться губ лежащей… но тут же ее отдернула, испугавшись при одной мысли о том, что может почувствовать дыхание.
Илара снова вздохнула и слабо пошевелила головой. Лучница внезапно ощутила, будто ей самой не хватает воздуха.
— По… подожди, — проговорила она. — Я…
У нее потемнело в глазах. Схватив бесчувственную девушку под мышки, она попыталась ее тащить… но сил не хватало, вывихнутая нога напомнила о себе пронзительной болью. Охотница бессильно рванула лежащую за рубашку и, пошатнувшись, оперлась предплечьем на ее шею. Она попыталась убрать руку, но та словно окаменела.
— Подожди… — прохрипела она чужим, скрипучим голосом. — Я сейчас… сейчас… Тяжело дыша и дрожа всем телом, она не понимала, что с ней происходит. Она пыталась поднять руку, давившую на горло девушки, — но вместо этого наваливалась на нее всем своим весом. Она мысленно повторяла: «Сейчас… сейчас…» — и за каждым «сейчас» оказывалось следующее. Она все сильнее прижимала лежащую к земле.
«Сейчас… нет, сейчас…»
20
Байлей проснулся от какого-то странного предчувствия и сразу же сел. Мгновение он смотрел перед собой, пытаясь опомниться, потом огляделся по сторонам.
— Кара?
Тишина.
— Каренира?!
Ее не было. Над Дурным краем вставал туманный рассвет; если бы она находилась рядом, он бы ее обязательно увидел.
Внезапно он понял, что случилось нечто необычное… нечто страшное. Где она, куда пошла? Шернь… ведь это Дикий край!..
— Каренира! — крикнул он что было сил. — Каренира! Кара!
Он испугался — за нее, не за себя. Хотя и за себя тоже… Впервые он понял, сколь одинок и беззащитен человек в Дурном краю, когда рядом никого нет.
Только эта могила… Могила друга, смерти которого он почти не заметил.
Он вскочил и схватился за меч. Безымянный край — хотя и казавшийся тихим и спокойным — был насыщен холодом страха… того страха, который охотнее всего нападает на одиноких.
Знакомая форма рукояти вернула ему спокойствие. Он вытащил клинок из ножен и оперся на него, словно на трость. Гольд когда-то учил его, что так никогда нельзя делать. Меч, воткнутый в землю, был армектанским символом сдачи в плен; в Громбеларде считали, что без необходимости ранить горы — значит навлекать на себя несчастье…
Но здесь был не Армект и даже не Громбелард.
Байлей посмотрел на юго-восток, туда, где вечером они видели молнии и слышали грохот. Именно оттуда появился пылевой смерч, с небывалой скоростью прокатившись через равнину, — полмили ближе, и он бы унес их с собой. Именно в ту сторону, к холмам, отправился Дорлан. Опасность, которая забрала Карениру, пришла оттуда. Наверняка.
Забыв о мешке с провизией, забыв вообще обо всем, он бросился бежать. Когда из-за холмов появился край восходящего солнца, он побежал еще быстрее, словно увидев некий знак, заставлявший спешить.
Он бежал и бежал.
Оказавшись на вершине холмов, он увидел вдали черное пятно, похожее на скопление скал или, возможно, руины огромного сооружения. Дальше, позади этого пятна, простиралось море.
Он немного отдохнул, опираясь на меч, потом снова вытер пот со лба и побежал. Вскоре он увидел, что впереди действительно остатки какой-то могучей крепости. Когда-то могучей… Из всех башен, какими бы они ни были высокими много веков назад, осталась лишь одна — черная полуразрушенная культя, грозно торчавшая на фоне голубого неба.
Он снова остановился передохнуть. Однако ему тут же показалось, будто он слышит пронзительный женский крик, доносившийся со стороны руин. Нет, не показалось! Крепче схватив меч и отшвырнув ножны, он понесся быстрее ветра.
Кричала женщина, в том уже не оставалось сомнений. Пронзительный вопль раздался снова, но на этот раз его заглушили другие голоса, от зловещего звука которых дартанца бросило в дрожь — столь нечеловеческими они были.
— Ка-а-ра-а-а!!
Тяжело дыша и обливаясь потом, она со стоном бросила на каменную груду последний обломок стены и бессильно упала на нее. Ее тошнило от ужаса, отвращения к самой себе и усталости. Она чувствовала, как рот наполняет водянистая слюна с характерным вкусом. Она несколько раз закашлялась, но в желудке уже ничего не было.
Ее охватил ужас, смертельный ужас от того, что она совершила. Ей уже приходилось убивать людей. Но никогда… никогда…
Когда она наконец оторвалась от Илары, та была уже мертва. Задушенная женщина, полностью беззащитная… скорчившаяся на земле… Увидев, что она сделала, Охотница зажала рукой рот, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу. Потом она хотела бежать, но ноги ей не повиновались; на коленях, опираясь на одну руку и продолжая другой зажимать рот, она отползла в сторону, и ее вырвало. Плача, она шептала какие-то бессмысленные слова, ибо ЭТО уже случилось, страшное и необратимое… и ничто не могло помочь, пути назад не было.
— Прости меня, Илара! — со слезами повторяла она. — Я не хотела… в самом деле не хотела… Не знаю, как так получилось…
