Она набрала пива в рот и выплюнула на стену. Бездумно рассмеявшись, она смотрела, как оно стекает, совершенно черное в свете свечи.
— Я хочу быть громбелардской дамой…
Она встала — в животе булькал избыток жидкости. Выйдя из комнаты, она приподняла юбку и помочилась там, где это обычно делали гости почти в каждой громбелардской гостинице: у стены темного, узкого коридорчика.
Пошатываясь, она присела, обмакнула палец в лужу и написала на полу: ДАРТН… Она ошиблась, но все равно ничего не было видно.
Потом навалила рядом кучу.
Вернувшись на свою койку, она расплела косы. Волосы были жесткими, кожа на голове зудела. Что ж, пора было и помыться.
— Завтра, ваше благородие, — пообещала она себе. — Завтра, завтра…
Она легла, накрывшись одеялом.
— Ну, Рбит, — зевнув, сказала она, — долго мне прикажешь здесь торчать? Хватит с меня этих дыр. Я хочу в горы.
Она выставила ногу и пнула шаткий стол. Свеча опрокинулась и погасла.
— В горы…
5
Примерно в то же самое время в Риксе Эгеден, временно командующий гарнизоном, встретился с Р. В. Соттеном, вторым наместником верховного судьи трибунала. Уже само начало разговора крайне взволновало сотника, однако его вопросы остались без ответа.
— Ты слишком многое хочешь понять, господин. — Его благородие Соттен пребывал в весьма дурном настроении и не пытался скрыть этого от офицера. — Понимать от тебя не требуется. От тебя, господин, требуется рубить мечом. А рубить ты будешь того, кого я тебе укажу.
Эгеден с трудом сдерживал гнев. Его собеседник, похоже, это заметил… однако, судя по всему, не особо опасался гнева сотника легиона. Заложив руки за спину, он молча смотрел на офицера.
— Твои действия, господин, едва не провалили весь план. Я мог бы закрыть глаза на то, что в руках у тебя была женщина, которую мы давно уже разыскиваем, — и ты ее отпустил. Но каких-либо уговоров с бандитами я не потерплю! — Соттен повысил голос. — Да еще за спиной наместника трибунала! Имперского трибунала, господин почти комендант!
Эгеден молчал.
— Если трибунал, — продолжал, уже тише, наместник судьи, — решает, что должен быть сожжен какой-то постоялый двор, — надо полагать, это соответствует интересам империи. Надеюсь, это ясно? И далее: если трибунал хочет, чтобы в легионах об этом не знали, — надо полагать, это тоже соответствует интересам империи. Понимаешь меня, господин?
— Нет, — ответил Эгеден.
Наместник изумленно уставился на него.
— Нет, — повторил офицер. — На моих глазах погиб человек, которого допрашивали в камере трибунала. Теперь же я слышу, что он действовал по указанию трибунала! Нет, господин, не понимаю.
— Плохо действовал, — ответил Соттен. — Значит, не понимаешь? Ну и ладно, — неожиданно заключил он. — Был ты, господин, заместителем коменданта гарнизона…
— Не был, а есть! — резко возразил Эгеден, делая шаг вперед. — И, во имя Шерни, может быть, завтра я им и не буду, но сегодня, ваше благородие, думай, что говоришь!
Соттен внимательно посмотрел на офицера.
— По собственному неведению, — сказал Эгеден, — я, возможно, и перечеркнул планы трибунала. Вывод я вижу лишь один: непонятно по какой причине держа меня в неведении, ты, господин, нанес ущерб интересам трибунала. А значит, и интересам империи. Может быть, прежде чем я расстанусь со своим постом, мне написать подробный рапорт? И послать его в Громб?
Соттен смерил его взглядом.
— А знаешь, господин, для военного ты не так уж и глуп! — наконец сказал он. — Сядем. И поговорим.
Эгеден нахмурился, однако кивнул.
— Трибунал забросил сеть, — начал Соттен. — Но как ты представляешь себе, господин, сети трибунала? Это очень тонкое хитросплетение; если многие начинают тянуть его в разные стороны — оно рвется.
— Ваше благородие, ты требуешь, чтобы легионы пребывали в полном бездействии, опасаясь порвать ваши сети?
— Должен признаться, может быть, в самом деле следовало бы сотрудничать более тесно… Однако это не от меня зависит, комендант. Мы оба находимся в одной и той же ситуации; я лишь временно управляю делами трибунала в Риксе, в отсутствие его благородия первого наместника. Так что мы должны понимать, в каком положении находится каждый из нас…
Эгеден чуть скривился, слушая эти внезапные призывы к солидарности.
— Нашим замыслам помешало мелкое обстоятельство, — продолжал наместник, — которого никто не мог предвидеть. Смотри: с большим трудом удалось найти два подходящих существа, человека и кота, готовых за золото выдать себя за величайших бандитов Громбеларда. Собрав собственный отряд, эти смельчаки совершили отчаянное нападение, громко крича, что они — властелины гор… Однако прежде здесь появляется та женщина, везя с собой одного из их людей. Тот человек должен был погибнуть, держать его где-нибудь было рискованно — а если бы он сбежал? Или начал бы говорить, хотя бы с охранявшими его стражниками?
— Он не мог слишком много знать. Впрочем, даже если бы…
— По-настоящему мало знают лишь покойники. И лишь покойник наверняка не сбежит.
— Излишняя осторожность. Впрочем, должен он был умереть или не должен… Нужно было обо всем мне сообщить.
— Дело все в том, господин, что легионы должны были вести себя как обычно.
— Разве я и легионы — одно и то же? Легионы действовали бы как всегда, я же отказался бы от дополнительных мер.
Соттен развел руками.
— Что поделаешь… — с сожалением сказал он. — Если бы не то обстоятельство! Кто же мог знать, господин, что ты позовешь на помощь женщину, которую мы ищем?
— А за что, собственно? Ее вина так и не была доказана, имелись лишь разнообразные подозрения.
— Что ж, господин, это правда. Официально ее никто не разыскивает, и посылать за ней солдат нельзя. Но если она пришла сама? Сразу бы выяснились все эти «подозрения». Нашлись бы доказательства… ее собственные признания, комендант!
Эгеден нахмурился — камера пыток всегда внушала ему крайнее отвращение. Однако он промолчал, прекрасно понимая, что Соттен лишь сгущает краски. Армектанскую женщину чистой крови не мог пытать просто так, ни с того ни с сего, какой попало урядник трибунала в захудалой провинции.
— Теперь скажи, господин, — продолжал наместник, — что было бы, согласись она с твоим предложением? Ведь она опытная проводница, твои легионеры за несколько дней обнаружили бы мои сети и порвали их, тем более что сети эти вовсе незачем было скрывать. Единственное — никто не должен был видеть в них ловушки.
— Однако Охотница моих людей не ведет.
Соттен с облегчением вздохнул.
— За это я отпускаю ей все давние прегрешения…
