— Круглых зернышек, — подсказал Амбеген. — Желтый песок, состоящий из мелких шариков.
— Откуда… откуда ты знаешь?
— Их можно сжечь. Почему бы не подпалить дракона, и дело с концом? Вижу, погребальный костер уже готов.
— Сжечь — это крайняя мера! Амбеген, его невозможно уничтожить! Это может сделать только такая сила, как Шернь! При сжигании зернышек освобождается их содержимое, которое возвращается к породившей их Ленте! Оно рассеивается, но возвращается. И какое-то время спустя снова соберется в единое целое, такое же, как и это! — Он показал на бога алерцев. Возникнет новый бог. Неизвестно какой, неизвестно где… Эти зернышки необходимо рассеять, рассыпать на большом пространстве, смешать с обычным песком, утопить в море… И сделать это надо на нашей земле! Нет, Полосы Шерни не уничтожат их, поскольку эти песчинки содержат спящую, незаметную для чуждой мощи силу… Но и Ленты Алера над ними не соберутся — ибо как? Огонь — это крайняя мера, — повторил он. — Да и удастся ли, ведь камень не горит, его можно только раскалить. А этого может оказаться мало! Скала эта твердая как железо, в жизни не видел ничего подобного!
— Что я слышу? — язвительно спросил Амбеген. — Твои серебряные воины собираются развеять по всему свету гору песка? И сколько же повозок для этого потребуется? Тысяча? Или они будут таскать его в корзинах, отгоняя золотых?
— Золотые пришли следом за серебряными точно так же, как волки идут за стадом овец, — объяснял Рават. — Они пожирают убитых, для них это всего лишь мясо! Они пришли туда, где много мяса! Но так много их стало потому, что начали жечь бога! Амбеген, оно живое! Да, спит, но оно живое! Это живая часть неодушевленной мощи! Пять дней назад, когда наконец пробили первую дыру в скале, мне показалось, будто кто-то пробил мне дыру в черепе! Меня не могли добудиться, я держался за голову и почти умирал! Спроси Агатру, с ней должно было случиться нечто подобное! Я не отваживался заснуть до тех пор, пока они не закончили ковыряться в той дыре… А когда дыра стала достаточно большой, они выкопали немного зерен и сожгли, но, видимо, повредили какую-то часть того существа, — быстро, с жаром, рассказывал он. — И знаешь, что тогда произошло? Мои сны прекратились, пропали бесследно! Но это еще не все, поскольку крик горящего существа привлек сюда какую-то золотую свору, которая набросилась на серебряных с такой яростью, словно ополоумела! Никто ведь не знал, что золотые ощущают это так, будто жгут их самих! С тех пор не тронули ни единой песчинки, но было уже поздно — сам видишь, сколько их набежало! Эти своры даже не знают, зачем они пришли сюда, но они пришли, и они здесь! Подожги этого дракона целиком, увидишь, что будет, — с помощью луков ты их уже не остановишь! Мало того, выжди еще пару дней, и сюда явится все, что бегает по землям Алера! Тысяча, десять тысяч, пятьдесят тысяч золотых… не знаю сколько! Однако серебряные подожгут его — спалят дотла, если увидят, что им грозит поражение! Ты меня понимаешь?! Амбеген, помоги серебряным победить золотых, и выиграем мы все! От этого будет только польза! Польза нашим двум мирам, подумай! Смотри, Амбеген, ведь они проигрывают, начинается настоящая резня! — крикнул он, показывая на поле боя, которое устилали сотни, если не тысячи трупов. — Я должен возвращаться, они уже готовы поджечь бога!.. Готовы погибнуть, лишь бы добиться своего, ведь там, за границей, остались их селения, которые исчезнут с лица земли, если этот бог наделит разумом еще одних диких бестий! Я должен возвращаться, я скажу им, что ты пока думаешь… Хорошо, Амбеген? Хорошенько подумай!
— Нет, Рават.
— Амбеген! — Офицер почти умолял. — Пожалуйста, Амбеген!
— Перестань, Рават, — спокойно, но убедительно сказал надсотник. — Я не стану заключать никакого перемирия, скажи им это открыто. Я говорю как офицер Армектанского Легиона, защищающий этот округ. Спасать чужие миры не мое дело, и боги, созданные какими-то там Лентами, меня не волнуют. Все, Рават.
Он поднял руку.
— Нет, погоди, еще не все. Хочу просто добавить: если уж спасать миры, то, наверное, стоит начать со спасения собственной родины… Может, все-таки поразмыслишь о ее спасении?
Он кивнул своим офицерам, и все уехали, оставив одинокого всадника стоять между линиями двух войск.
Забрав ожидавших их гонцов, Амбеген и Тереза направились к шеренге солдат.
— А если?.. — неожиданно спросила Тереза. — Если все это правда? Если они сожгут этого бога и сюда заявятся тысячи и тысячи золотых?
Амбеген придержал коня.
— Что ж, прекрасно, пускай идут… Тебе тоже что-то приснилось, сотница? — спросил он, после чего повернулся к Линезу: — А ты, господин? Может, и ты вдруг стал мудрецом-Посланником? Так же, как его благородие сотник Д.Л.Рават? Пособишь нам с нашей проблемой, а?
Не ожидая ответа, он двинулся дальше.
— Я ему верю, — сообщил он, пожав плечами. — Уверен, он говорил правду и ничего, кроме правды. Или же то, что считает правдой. Но каждый должен знать свое место, а его место здесь, в этих рядах. — Он снова остановился. — Не знаю, что есть хорошо, зато плохое знаю наверняка. Так вот, плохо это когда солдат, вместо того чтобы делать то, за что ему платят, пытается быть одновременно и мудрецом, и политиком! Как ты себе это представляешь? — обратился он к Терезе. — Думаешь, здесь, сейчас, на этом поле боя, я в одно мгновение решу, что будет хорошо для двух миров? Для двух миров, слышишь? Даже не для двух народов! А источником мне послужит один-единственный разговор? Эти бедненькие серебряные алерцы не слишком цацкались с Армектом. Нет, они пришли сюда, сжигая села и убивая крестьян, вырезая под корень солдат, и все это ради того, чтобы спасти свой мир! А на что еще они пойдут ради его спасения? Предадут огню весь Шерер? Разбросают по нашим землям какое-то дерьмо? А потом явятся, чтобы собрать его обратно, когда вдруг выяснится, что они ошиблись! Рават сам сказал: они об этих силах понятия не имеют! Но тем не менее пытаются их освободить! Нет уж! Я перережу их всех, ибо для этого я здесь и нахожусь, а тех, кто спасется от моего меча, вышвырну с разбитой мордой прочь, туда, откуда они пришли! А уж потом пусть собираются самые главные, те, кто правит этой страной, пускай созывают лысых старичков с белыми бородами и пусть совещаются сколько влезет! Спросят совета у солдата? — Он ударил себя в грудь. — Солдат придет и посоветует. Но сначала пусть солдат докажет, что поддержит сталью все их решения, какими бы они ни были! Все, конец! Разговор окончен! По отрядам!
— Так точно, господин!
Оба умчались галопом.
На равнине возле леса разыгрывалось нечто, больше напоминающее драку разъяренных зверей. Тот хаос, который люди видели на рассвете, был образцом порядка по сравнению с тем, что творилось сейчас. Сражение распалось на десятки и сотни отдельных стычек, столкновений, поединков… Раненые золотые удирали со всех ног, их преследовали всадники на вехфетах; какие-то своры яростно продирались к дракону, словно волки, привлеченные запахом крови, — видимо, то, что открылось под расколотым каменным панцирем, каким-то образом звало их к себе… Следом за этими сворами шли окровавленные, измученные отряды серебряных всадников, догоняли их, окружали, не пускали дальше… Иногда им удавалось смять окруженных золотых, а иногда не выдерживало кольцо окружения.