— Спасибо, десятник. Обещаю, что перед выступлением высплюсь, поскольку в том, что ты сказал, немало истины. Но сейчас я уже не сплю, так что дадим слово казначею, он ведь готов задержать нам жалованье.
Десятник глубоко вздохнул, по-военному кивнул и вышел. Тереза поискала рубашку.
— Ну? Почему ты хочешь урезать расходы?
— Не могу поверить, что никто вашему благородию не сказал! — Урядник был явно напуган.
— Кое-что я слышала. Какие-то фальшивые деньги. Но при чем тут я? Легионы нанимают казначеев именно затем, чтобы командирам не приходилось складывать деньги в столбики.
— Ваше благородие… Фальшивые деньги? Фальшивые деньги! — воскликнул несчастный казначей. — Да, но везде, во всем Шерере! Наше золото изо дня в день теряет ценность, никто не хочет его брать! Вчера вечером я получил письмо из Кирлана и не мог добраться до вашего благородия, нигде тебя не было! Больше не будет никаких денег, конец, ваше благородие! То, что у меня в кассе, — это все! На жалованье, на снаряжение, на еду, на оплату заказов, — перечислял он. — На обозы, на плату шпионам…
— Погоди, — прервала его Тереза. — Что значит — не будет денег?
Урядник развел руками.
— Ну… в общем, не будет, — сказал он. — Кирлан пишет, что это все. Мы больше даже медяка не получим. Возможно, удастся добыть немного еды для людей, дав расписку. Но квартирмейстер говорит, что это покроет самое большее четверть необходимого. Не все хотят брать расписки, частных поставщиков мы заставить не можем, а если даже они согласятся принимать расписки, то их нельзя выставлять на суммы большие, чем…
— И не будет денег? — не верила надтысячница. — Но… каким образом мне закончить организацию армии, за счет чего обеспечить снабжение кампании? У нас нет никаких запасов! А чем я заплачу кузнецам за изготовленные наконечники? Они трудятся день и ночь и без того один из пяти делают нам бесплатно!
— Именно, ваше благородие. Интендант и квартирмейстер хотели меня поколотить, когда я сказал, что ничего больше не дам. У одного пустые склады, а второй не может ни отменить, ни оплатить заказы… Что мне делать?
— Не знаю, — сказала Тереза. — В финансах я не разбираюсь, для этого у меня есть ты. Я знаю, как с умом потратить деньги, но сперва нужно хоть какие-то иметь. Зарабатывать я не умею, войско существует для того, чтобы спокойно зарабатывали другие. Но что значит — не будет денег? — снова в гневе крикнула она, став опасно красивой; даже шрам на щеке не повредил вдруг проступившей в чертах надтысячницы красоте. — В первый раз слышу нечто подобное! Денег всегда слишком мало, иногда до смешного мало, но чтобы вообще? Мы что, должны красть еду? Как я могу экономить, если у меня ничего нет? Сколько у тебя в кассе?
Казначей назвал сумму.
— Ведь это ничто! — рявкнула надтысячница. — С завтрашнего дня я буду командовать армией голодающих! И что там, говоришь, с тем золотом? Что никто его не хочет брать?
— Изо дня в день оно падает в цене. Такие вести разносятся подобно вихрю, поскольку у крупных купеческих предприятий есть курьерские эстафеты между окружными городами. С каждой золотой монетой нужно идти к менялам, чтобы они оценили содержание в ней золота, а если даже оценят и подтвердят, что это хорошая монета, то мелкий торговец или какой-нибудь ремесленник все равно ее не возьмет, поскольку ему будет трудно пустить ее в дальнейший оборот. В округе Рапы хуже всего. В Акалии лучше, но все равно золото берут только самые крупные поставщики, естественно, при условии, что мы основательно переплачиваем. Лучшую цену дают те, кто может подождать, пока деньги восстановят ценность, то есть самые богатые. Представительства землевладельцев из округов Рины и Рапы, у которых мы берем зерно, союзы рыбаков с Гарры, от которых мы получаем копченую и соленую рыбу, представительство Сей Айе, представительство суконщиков из дартанской Семены, пивоварни и водочные заводы…
— Серебра у нас нет?
— Уже нет.
— Собери всех казначеев легионов, всех интендантов и квартирмейстеров, — сказала надтысячница. — Вы должны посоветоваться и придумать что-то умное. Меня не волнует, как вы будете кормить войско. Еда должна быть, и все!
Казначей хотел что-то сказать.
— Все! — рявкнула надтысячница, замахиваясь сапогом, который как раз собиралась надеть. — Что это, война или какое-то проклятое мошенничество? Я должна получить под зад только потому, что кому-то захотелось заплатить жестяными монетами? Ничто не имеет значения — луки, легионы, планы кампании, — ибо не хватает куска вонючего сыра для солдата! Проваливай и наведи с этим золотом порядок!
Ничего подобного казначей еще не видел. Он разозлился на командующую, но вместе с тем ему хватило ума не обидеться и не накричать в ответ. Эта женщина две недели не слезала с седла. Нечеловеческими усилиями она привела пять легионов в более или менее боевую готовность только для того, чтобы услышать, что теперь ее солдаты попросту не получат еды, а если даже удастся что-то добыть, то хватит лишь на голодный паек. Этим людям предстояло вскоре выступить на Дартан, преодолеть десятки и сотни миль, недосыпая, пересечь леса и реки, сражаться, умирать от полученных ран, поддерживать на переходах больных товарищей, толкать повозки по песку и грязи — все это на хлебе и воде, без добавок, без водки. Им предстояло драться за курицу, бегающую по сожженной деревне, есть собственных лошадей и обманывать голод, до бесконечности жуя тонкие полоски сушеного мяса. Они не могли даже сами покупать себе еду, поскольку получали жалованье по нормам мирного времени, которое и без того выплачивалось нерегулярно и которого даже во времена спокойной и сытой гарнизонной службы хватало на дешевую шлюху и одну приличную пьянку в месяц.
— Сделаю, что смогу, — сказал казначей.
Но он знал, что может немногое.
Два дня спустя Тереза получила известие о выходе Западной армии из-под Тарвелара. Сообщалось, что Восточная армия получит приказ о наступлении на Дартан сразу же, как только отряды Ахе Ванадейоне двинутся против армектанских легионов. В Кирлане знали, что дольше тянуть невозможно. Существование Восточной армии в любое мгновение могло перестать быть тайной. Кроме того, на вражеской территории, по крайней мере, появится возможность жить за счет военных трофеев, то есть налагать контрибуции, требовать выкуп от жителей городов или попросту грабить…
37
Западная армия за несколько дней добралась до окрестностей Лида Айе. В городе до сих пор стояли солдаты дартанской морской стражи, царило спокойствие, никто не рвался воевать на чьей-либо стороне. Армектанцы втайне презирали этот дартанский «Прекрасный Знак», который был скорее символом подобострастия, подтверждением мерзкой легенды о трусливых и плаксивых дартанцах. Лида Айе никогда не бывала в осаде, поскольку отцы города всегда ждали перед воротами, отдавая городские ключи любому, кто их требовал, радостно и с удовольствием выплачивая контрибуцию, посылая девушек из городских публичных домов в войско, лагерь которого находился ближе всего. И на этот раз, хотя в том вовсе не было необходимости, Лида Айе тотчас же подтвердила свою верность империи и имперским порядкам. Командование Западной армии забрало из города несколько десяток морских пехотинцев и усилило ими охрану обозов, после чего все войско двинулось дальше с быстротой, о которой упоминалось во всех хрониках армектанских войн. Составлявшие ядро армии три отборных северных легиона, пользуясь главной дорогой, перемещались со скоростью в двадцать миль в сутки; четвертый легион, целиком состоявший из конницы, двигался еще быстрее. Остальные четыре легиона, собранные со всех уездов центрального и южного Армекта, шедшие по горным дорогам, делали за сутки до пятнадцати миль, из-за чего походное построение армии приняло форму треугольника или, скорее, наконечника стрелы, острие которого составляли войска с северной границы. Находившимся внутри строя обозам ничто не угрожало, а до края Буковой пущи первыми должны были добраться самые опытные войска, которые могли надлежащим образом разведать и обезопасить местность. Запасов пока хватало — все, в чем отказали Терезе, досталось армии, которой первой предстояло вступить в сражение. Кроме того, предполагалось, что Тереза сумеет прокормить своих солдат ценой разграбления края.
