Новый командир Акалийского легиона не нуждался в ее присмотре, а тем более помощи, выводя в поле свои войска. Поехала она не за этим. Она поехала попрощаться с Акалией, ибо отправлялась на войну и могла с нее не вернуться. А кроме того, она хотела еще раз попросить свой город о помощи. Она отправлялась на войну, ее солдаты были голодны, и ей было все равно, что говорит имперский закон о финансировании гарнизонов.
Предупрежденный о прибытии командующей тысячник — еще недавно надсотник, ее заместитель, — приготовил бывшему коменданту гарнизона прием, о котором она даже не мечтала. В течение нескольких последних недель она не раз бывала в городе, решая бесчисленные вопросы, посещала гарнизон, но это были короткие рабочие визиты — и снова скачка верхом. Теперь она приехала несколько иначе, все в том же бело-черном мундире акалийской тысячницы, но с многочисленным сопровождением. За спиной у нее была десятка ее собственных конников — естественно, из гарнизона Акалии, поскольку именно этот легион она попросила ее сопровождать, а рядом двое гонцов и несколько командиров среднего ранга.
У ворот города ее приветствовала шеренга пехоты в полном боевом снаряжении.
Не слишком склонная к переживаниям командующая армией чувствовала комок в горле. Сам командир легиона выдвинулся верхом перед строем, отдал ей честь и присоединился к офицерам сопровождения, отведя коня назад так, чтобы все знали, кто настоящий хозяин в Акалии. Она ехала в гарнизон, видя по правую руку от себя длинный ряд солдат, по левую же — толпы горожан, которым она много лет обеспечивала безопасность на улицах. Военная тайна оставалась в силе, но все уже знали, что акалийский гарнизон отправляется на войну, что начинается какая-то кампания. За спинами людей виднелись прибитые ко многим ставням и дверям домов листовки, содержание которых сочинила она сама. Несколько таких пергаментов она позавчера прислала в Акалию — а теперь они были повсюду. Кто-то велел их переписать, оплатив расходы, в том числе и за срочность.
Солдаты, мимо которых она проезжала, по команде двигались следом за своей тысячницей, умело формируя строй из троек и держась ближе к домам по правой стороне улицы, поскольку левую заполонили горожане. Вскоре офицерская свита Терезы уже перемещалась во главе все растущей толпы, состоявшей как из дисциплинированных отрядов войска, так и беспорядочных масс простонародья. Самый короткий путь от городских ворот до казарм гарнизона не проходил через рыночную площадь, но ряды легионеров и горожан выстроились так, что надтысячница поняла — от нее ждут, что она подъедет к ратуше. Ни о чем не спрашивая, она поехала в ту сторону. Уже издалека она увидела заполнившие площадь толпы, перед ратушей же — нескольких членов совета, окруживших бургомистра. Явился даже воевода — человек, с которым она постоянно была на ножах, поскольку, как представитель Кирлана, он редко соглашался с военным комендантом округа, для которой имело значение лишь благо ее гарнизона. Она уже догадывалась, что все это значит, и не знала, сумеет ли достойно принять вызов. Оказавшись на рынке, она даже не знала, сойти ли ей с коня, или лучше, чтобы все хорошо видели ее, сидящую в солдатском седле. Раздался звук трубы, и шум толпы утих. Городской герольд, человек с могучим голосом, в полной тишине прочитал текст присланного ею воззвания — возможно, несколько жесткий, сухой и немногословный. Хорошо получились лишь слова благодарности жителям Акалиии и их представителей в ратуше; все остальное выглядело скорее требованиями, нежели просьбами. Привыкнув отдавать приказы и постоянно принимая неоспоримые решения, она вообще не умела о чем-либо просить — и поняла это перед лицом тысяч собравшихся на большой площади людей.
Герольд закончил читать воззвание. Отряд местных слуг, собранный когда-то по ее просьбе (просьбе? а может быть, требованию?), отошел в сторону, открыв проход на одну из ведущих к рынку улиц. Там стояли повозки Акалийского легиона, а за ними другие — открытые и закрытые, с деревянными или полотняными крышами, часто совершенно не похожие на те, что использовались в военных обозах. Нескончаемый ряд повозок, перемежающийся четверками вьючных животных; неровная змея, конец которой исчезал где-то в глубине города. Поочередно повозки, запряженные волами и лошадьми, тяжело трогались с места. Колеса глухо стучали по булыжникам, скрипели ящики с грузом. Толпа расступалась, пропуская неуклюжие экипажи.
Герольд читал теперь воззвание бургомистра, составленное от имени всех жителей города. Акалийцы снабдили своих легионеров предусмотренными уставом запасами еды и предоставили им второй резервный обоз. Кроме того, они обязывались посылать войску ежедневно, до завершения кампании, одну повозку с едой, пивом и водкой, кормом для животных и перевязочными материалами. Акалия согласилась принимать и лечить за собственный счет раненых солдат легиона. Тереза получила все, о чем просила, — и еще столько же.
Герольд закончил читать, тяжело нагруженные повозки грохотали, направляясь к городским воротам. Тереза не могла больше сидеть в седле. Она спрыгнула с коня, глубоко вздохнула и гневным жестом провела рукой по лицу. Еще раз вздохнув, она быстро подошла к бургомистру и обняла его — крепко, по-солдатски, на глазах радостных акалийцев. Послышались одобрительные возгласы, сразу же откуда-то донеслась музыка, городская стража освободила место для тележек с большими пивными бочками, из которых тут же выбили затычки. На бочки вскакивали жонглеры, появились странно одетые акробаты на ходулях. Горожане, демонстрируя постыдное отсутствие дисциплины, бросились к рядам солдат и начали с ними брататься, перекашивая шлемы на головах воинов, вынуждая их перекладывать из руки в руку щиты и топоры. Офицеры из окружения Терезы по образцу своего командира сердечно обнимали членов городского совета. Тереза протянула руку воеводе и кивнула ему в знак благодарности.
— Я ничего не знаю и ни о чем не слышал! — сказал он, пытаясь перекричать шум. — Не ради тебя и даже не ради этого города. Ради Армекта, ваше благородие!
Она еще раз кивнула, повернулась и вошла в толпу; каждый хотел коснуться ее мундира, грубой военной юбки, рукояти меча. Она знала, что не может прямо сейчас ехать в казармы. Впрочем, в том не было необходимости. Она давно уже послала за своими вещами, комната на верхнем этаже высокой башни уже несколько недель принадлежала новому командиру гарнизона. Если она хотела попрощаться с Акалией — то именно это она сейчас и делала.
Был уже вечер, когда усталая, немного пьяная, но очень довольная командующая Восточной армией смогла наконец выехать из города. Обоз Акалийского легиона давно скрылся за одним из многочисленных поворотов дартанского тракта, пропав за деревьями; за ним уже пошла конница первого полулегиона, чтобы опередить и сопровождать ценные грузы. Из города вышли также сплоченные колонны солдат, полный легион. Обоз поменьше, предоставленный Акалией, Тереза приказала остановить в нескольких милях за предместьем. Вскоре должны были подойти остальные легионы ее армии. У нее уже имелся провиант для этих солдат, повозки следовало распределить между всеми дартанскими полулегионами. Подаренной прекрасным городом еды не могло хватить навсегда, но было с чем начать кампанию. Пополнять сокращающиеся запасы и даже позднее, в случае необходимости, уменьшать дневной рацион — все же совсем не то, что начинать войну на пустой желудок. Как могли чувствовать себя солдаты, глядя на подпрыгивающие на ухабах, безнадежно разболтанные пустые повозки? Видя тощие вьюки, в которых ничто не могло появиться, поскольку каждый добытый квартирмейстерами кусок сразу же отправлялся в котел?
