Думая о новом обозе, Тереза с мстительным удовлетворением решила, что командир Гвардейского легиона не увидит из этих запасов даже одного бочонка селедки. Все же они обе друг другу не подходили; несмотря на предпринимаемые с обеих сторон попытки поправить не лучшие отношения, дело весьма быстро дошло до первой стычки… Узнав о приостановке денежных поступлений для Восточной армии, Тереза обратилась к Агатре с требованием передать часть гвардейских запасов дартанцам, так, как это сделал Акалийский легион. Агатра твердо ответила: «Нет». Это были ее запасы, на ее собственных обозных повозках, и она не собиралась морить голодом своих отборных солдат, лишь бы набить животы каким-то бесполезным воякам. Тереза разозлилась, однако ничего не сказала; ей пришлось бы отобрать эти запасы силой, а это не входило в расчет. Потом, уже успокоившись, она признала, что тысячница в чем-то права. Собственно, только у одного из полулегионов Агатры, армектанского, имелись повозки и вьюки, набитые всяческим добром, — остальные снабжались намного хуже. Половина запасов одного полулегиона, разделенная между девятью другими, была каплей в море, дружеским жестом и ничем больше… Но такой жест все же следовало сделать. Упрямое убеждение дартанцев в том, что они недостойны даже гвардейских запасов, отнюдь не положительным образом влияло на боевой дух этих солдат. Терезе приходилось рассуждать, как командующей всей армией. Но Агатре — нет… Ее волновал только собственный легион. Впрочем, может, и справедливо.
В маленькой корчме в предместье, а вернее, уже за заставой (хитрый корчмарь знал, где поставить свое заведение) она остановилась вместе со своей свитой, чтобы подождать подхода войска. Легионы должны были подойти по боковой дороге, окружавшей город, — о парадном марше по улицам не могло быть и речи. Ответвление армектанского тракта, соединявшего ворота Акалии с округами Рины и Рапы, сходилось с дорогой до Роллайны у самой корчмы — именно потому Тереза не воспользовалась квартирами гарнизона. К тому же в соответствии с обещанием, которое она недавно дала десятнику, стоявшему на страже ее сна, ей хотелось как следует выспаться перед выступлением. Простой вояка многое в жизни повидал и действительно знал, что говорит. Командующая армией должна была отдохнуть.
Она не знала, что ее ждет еще один сюрприз…
Солдаты эскорта расположились в заранее заказанной большой комнате и выставили посты. Хозяин, которому осторожно и вежливо намекнули, что корчма не должна быть переполнена, принял это настолько близко к сердцу, что не только отказывал в комнатах проезжающим путникам, но и вообще выгнал всех, кто задержался дольше. Корчма стояла пустая. Офицеры из сопровождения Терезы разместились в маленьких комнатах, уступив лучшую командиру. Надтысячница не хотела оставлять после себя дурных воспоминаний, так что ночлег оплатила вперед, за счет собственного кошелька и личных средств офицеров (Агатра наверняка приказала бы принести себе бесплатный ужин в постель…) Сразу же стало ясно, сколь верно она поступила: корчмарь, шкурой чувствуя, что до конца жизни сможет рассказывать о военных, гостивших у него под крышей, взял поразительно дешево.
Тереза распаковала мешок конной лучницы — ибо таков был ее багаж. Собственными вещами, взятыми на войну, она могла бы обменяться с любым легионером. Запасные сапоги, рубашка, кружка, миска и ложка… Пара сухарей на черный день, маленькая кожаная фляга с водкой, чистая тряпка, которую можно разорвать на бинты, чтобы перевязать раны. Коротко подстриженной надтсячнице не требовался даже гребень. В обозе, правда, целая повозка была нагружена табуретами, складным столом, картами и письменными приборами, за ней ехала палатка главнокомандующей и разные необходимые мелочи, но это не были ее личные вещи — лишь полагающееся по уставу снаряжение надтысячника-коменданта армии.
Разместившись в опрятной комнатке, надтысячница спустилась в большой обеденный зал, собираясь заказать еду. Еще на лестнице она остановилась. Зрелище было единственным в своем роде: на полу, скамейках и прямо на столах сидели или попросту разлеглись около десятка разномастных котов. Сверкали желтые и зеленые глаза на больших мордах котов и несколько меньших, более треугольной формы мордах кошек. Тереза спустилась с последних четырех ступенек.
— Я набрал для тебя разведчиков, — лениво промурлыкал кот, сидевший на одной из скамеек. — Сам я уже на войну не пойду, но эта молодежь — совсем другое дело.
Надтысячница не знала, что сказать. Эти несколько четверолапых разумных представляли для армии немалую ценность.
— Армектанский легион сразу кладет жалованье десятника каждому коту, поступившему на службу, — наконец сказала она, садясь за один из столов. — И желающих вообще нет. Когда-то их было больше, но теперь все тяжелее найти кота-разведчика. У меня нет денег, чтобы заплатить вам столь высокое жалованье. Обратитесь в Армектанский легион, там с вами сразу подпишут контракты. Насколько я знаю, они потеряли в пуще всех своих разведчиков. Так же, как и я…
— Армектанский легион — не Тереза, — сказала большая серая кошка, поднимая белую лапу в Ночном Приветствии; кошки обычно говорили несколько разборчивее, чем коты, и эта не была исключением. — Какой интерес заниматься разведкой для какого-то Армектанского легиона? Пока что просто корми нас и выдавай расписки вместо жалованья. Когда-нибудь мы за ним явимся.
— Почему вы это делаете?
— Потому что война, — ответила кошка, уже слегка раздраженно. — А ты — прославленная тысячница Тереза. В этом году долго лежал снег.
Командующая армией еще могла догадаться о связи между войной и славой тысячницы (надтысячницы, о чем серая не знала) Терезы; но уж связи между войной, славой и снегом она не видела никакой. И было ясно, что никогда не увидит… У четвероногих имелись свои причины, совершенно непонятные тому, кто, не покрытый шерстью, ходил на двух длинных лапах.
— У тебя есть при войске портные, тысячница?
— Надтысячница, — поправила Тереза. — Я командую пятью легионами, и мои разведчики должны о том знать. Портные у меня есть.
— Пусть сошьют девять военных мундиров для нас. На севере кот может бегать без мундира, поскольку те твари знают, кому мы служим. Но здесь мы хотим носить мундиры. Контракт ты заключаешь с разведчиками, а не со шпионами.
— У меня есть даже две кошачьи кольчуги, я прикажу послать за ними на склад гарнизона… Знаю, что ваши разведчики не любят железа, но в такой большой группе могут найтись желающие. Я распределю вас между легионами, а в Акалийский и Гвардейский пойдет даже по восемь лап. Только двоих я оставлю при себе. Вместе вы служить не будете.
— Считаешь, что это плохо? — спросила серая, которая явно была главной среди всех. — Ведь даже совместная атака девяти разведчиков большой пользы не принесет.
Тереза давно знала, что коты обладают своеобразным чувством юмора. Своеобразным, поскольку кошачьи шутки всегда были язвительными и недвусмысленными. Коты не умели лгать и обманывать, и даже в шутках это было заметно.
— Совместная атака? — повторила надтысячница. — Ты служила в войске?
— Только он. — Кошка посмотрела на полосатого кота у стены. — Когда-то давно. Я знаю, что такое «совместная атака», так как давно дружу с солдатом.
