Коричневая, медленно сгорающая свеча — «бледный огонек», как ее иногда называли, — почти не давала света, но и не в том заключалась ее задача. Она должна была лишь сохранять пламя. Анесса осторожно поднесла огонь к фитилям двух обычных свечей, после чего они пошли дальше. Подземелья были отнюдь не маленькие.
— Здесь не лучшее место, — сказала Жемчужина. — Влага вредит документам и книгам. Когда-то его высочество держал все в доме. Но потом нам пришлось их спрятать. Наверняка есть много мест куда лучше и безопаснее, но ни одно из них не находится достаточно близко. Итак, ваше благородие, — сообщила она, входя в небольшое квадратное помещение и поднимая свечу, — здесь ты найдешь второе завещание его высочества князя Сей Айе. Я показываю его тебе в соответствии с его желанием и волей. Хотя несколько раньше, чем предполагала.
Она поочередно зажгла свечи в большом канделябре.
На прямоугольном столе лежали несколько переплетенных в кожу томов, а рядом какие-то свитки. Удобное кресло покрывала пушистая шкура. Йокес легко догадался, что Жемчужина часто здесь бывала. Он узнал несколько женских мелочей — гребень, какую-то забытую золотую шпильку под столом, бокал для вина…
— Там, — показала она пальцем, усаживаясь в кресло.
Проследив взглядом за ее рукой, он увидел большой портрет Эзены. Женщина на полотне была одета в королевское пурпурное платье, дополненное старомодной широкой лентой на шее…
— Кто это нарисовал? — спросил он, удивляясь сходству; художнику удалось уловить немного шаловливый и вместе с тем серьезный, даже слегка гневный взгляд княгини.
— Кто? Не… даже не знаю… — рассеянно ответила Анесса. — Может, лучше спросить — когда?
Подойдя ближе, он сразу же заметил покрывавшую изображение мелкую сеточку трещин, поблекшие краски. Йокес окинул взглядом тронутую патиной раму. Ему уже приходилось видеть старые… очень старые картины.
— Ведь этому портрету несколько веков… Случайное сходство? Но… эти глаза, иссиня-черные волосы? Не может быть!
Он повернулся к Анессе, ища подтверждения. Та выжидающе молчала.
— Кто это? — спросил он, невольно понизив голос до шепота.
Несколько мгновений она тянула с ответом.
— Роллайна. Дочь Шерни, старшая из Трех Сестер. Предки нашего князя служили ей своими мечами.
Она пододвинула к нему одну из больших книг.
— Она обещала, что когда-нибудь сюда вернется. Так что, Йокес, вот кто твоя госпожа.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Тройное пограничье
5
Просторная, но очень низкая комната с каменными стенами соединяла в себе столовую, спальню, кабинет… и неизвестно что еще. У одного окна стояла примитивная походная койка (на первый взгляд весьма неудобная), у другого — большой стол. Это были единственные предметы обстановки, которые легко удавалось узнать; кроме того, с потолка спускались какие-то занавеси, стены украшали гобелены и парча, всюду было развешано оружие, лосиные рога, разнообразные щиты и кольчуги, предметы одежды, подсвечники, связки сушеных грибов и страшного вида цепь — судя по всему, корабельная, якорная. У самого порога стоял низкий табурет. На табурете жестяная тарелка, на тарелке кружка с засунутым в нее куском солонины.
В дальнем углу комнаты находился еще один небольшой столик, а возле стола — стул. На нем сидела женщина средних лет, с довольно заурядной внешностью, но упитанная чуть выше среднего. Ее нельзя было назвать толстой, но могучая задница, а в особенности видневшиеся из-под короткой юбки солидные бедра, вызывали некоторое уважение — тем более, что задранные высоко на стол ноги были выставлены на обозрение. Женщина покачивалась на стуле, задумчиво разглядывая ползавшую по солонине в кружке муху.
Муха все ползала и ползала.
— Я тут сдохну, — сказала женщина и зевнула. При этом стал хорошо заметен довольно широкий некрасивый шрам, тянувшийся от уголка рта до самого уха, через всю левую щеку.
Муха продолжала ползать по солонине.
Женщина встала, потянулась и подошла к одному из окон — причем движения ее выглядели удивительно пружинистыми, можно даже сказать изящными. Оказалось, что зад и ноги состоят из вызывающих уважение мышц, лишь для маскировки прикрытых слоем жирка. Для женщины сорока лет с небольшим у обитательницы комнаты была вполне пропорциональная фигура.
Выглянув в окно, она пожала плечами, словно впервые увидела простиравшийся за ним город, после чего открыла крышку стоявшего у стены сундука и достала белый мундир с черными нашивками. Надев его, она разгладила рукава; блеснули вышитые на груди серебряные звезды Вечной империи. Толстозадая хозяйка захламленной комнаты имела звание тысячника имперского легиона и состояла в должности коменданта гарнизона Акалии, то есть являлась весьма важной персоной.
Акалия была, можно сказать, городом необычным. Она располагалась точно в том месте, где сходились Дартан, Армект и Громбелард, и отчасти принадлежала каждой из этих провинций — и вместе с тем ни одной из них. Много веков назад на месте находившегося возле торгового тракта селения основали город дартанцы; кстати, городские ключи и привилегии Акалия получила от дартанского короля. Позднее, однако, когда Дартан пошел трещинами из-за ссор и распрей между родами, город завоевал и укрепил громбелардский разбойник-рыцарь. Теперь же, с тех пор как возникла империя, Акалию населяли в основном армектанцы. Вот так и получилось, что в память о бурном прошлом в Акалии стояли роскошные белые дартанские здания со стеклами в окнах, но огражденные оборонительной стеной, шершавой и мрачной, как все громбелардское. Белые дома-дворцы, в окружении газонов и садов, когда-то выглядели цветущими, но позднее в каждом парке вырос какой-нибудь восьмиугольник, иногда защищенный отдельной стеной, поскольку громбелардский купец (купец, а вовсе не разбойник) только в таком доме чувствовал себя в безопасности. И все это соединяла сеть великолепных мощеных улиц — армектанский вклад во внешний вид города.
В Акалии сходились три проторенных тракта: северо-западный, ведший из армектанских округов Рины и Рапы; северо-восточный, шедший через горы Громбеларда; и, наконец, южный, соединявший Акалию с Роллайной. По этим дорогам передвигались купеческие караваны, а благодаря подтвержденному императором статусу торгового города Акалия стала крупнейшим рынком в этих краях. Стоявший на Тройном пограничье город был богат — достаточно богат, чтобы пользоваться совершенно уникальными правами вольного города, не принадлежащего никакой провинции. Акалийцы этим неизменимо гордились, и армектанцы ценили и признавали подобного рода гордость. Естественно, не могло быть и речи о том, чтобы Акалия стала независимым городом, в каком бы то ни было смысле этого слова. Имперские сборщики старательно собирали налоги, Имперский трибунал преследовал и судил преступников, легионы же поддерживали порядок. Тем не менее никто не мог назвать Тройное пограничье армектанской, а тем более громбелардской или дартанской территорией. Город был выведен из-под власти князей-представителей в провинциях. Видимым знаком этого были черные мундиры солдат — ничем не напоминавшие даже светло-серые мундиры личной гвардии императора и уж ни в коей мере — дартанские красные, армектанские голубые или, наконец, зеленые Громбелардского легиона.
