В пустой комнате пустого дома, с пустотой в сердце, его благородие Эневен в очередной раз разворачивал письма, присланные княгиней Эзеной. Первое, короткое, было подписано командиром ее войска — солдатом и рыцарем, имя которого хорошо было известно в Дартане.
М. Б. Йокес писал:
Ваше благородие, я не владею искусством написания писем, так что прости мне мою солдатскую сухость и краткость. Письмо это я направляю вашему благородию без разрешения и ведома твоего солдата, командира присланного в Сей Айе отряда. Его благородие Ранезен обиделся бы на меня за заступничество, которого, впрочем, ему наверняка не требуется, так что прошу тебя, господин, не выдавай меня своему офицеру.
Ваше благородие, о событиях в Сей Айе я писать не могу и не хочу, поскольку персона, намного более важная, чем я, сама обратится к тебе по этому вопросу. Хочу написать лишь, что это из-за меня солдаты вашего благородия не смогли предотвратить несчастье, ибо именно в мои обязанности входило выделение им квартир и именно моим приказам они обязаны были подчиняться во владениях ее высочества. Точно также по моей вине они не могли участвовать в поисках и преследовании убийц — ты легко поймешь, ваше благородие, почему я им этого не позволил. Я соболезную твоему горю и отчасти чувствую себя за него ответственным, ибо не справился со своей задачей солдата, стоящего на страже спокойствия во владениях моей госпожи.
Прими, ваше благородие, знак моего уважения, и прошу тебя, помни, что расчет с твоими солдатами следует начать с меня.
М. Б. Йокес,
комендант личного войска
ее княжеского высочества
К. Б. И. Эзены в Добром Знаке
Это было письмо солдата, который заступался за другого солдата, но из его содержания следовало кое-что еще, имевшее для его благородия Эневена немалое значение: прежде всего это было письмо рыцаря, предки которого служили еще дартанским монархам. Теперь же этот рыцарь предстал как слуга, безраздельно преданный своей госпоже — госпоже, которую прочие воспринимали как обычную невольницу.
Второе письмо, намного более обширное, прислала сама княгиня Сей Айе. В заголовке и подписи вместо инициалов стояли полные родовые имена — что разрешалось исключительно наследникам традиций одного рода, в частной и наиболее доверительной переписке.
Его благородию
Кенессу Бавену Иссу Эневену
во владениях Дома
Господин!
Что бы я ни написала, это будет выглядеть неуместным по отношению к отцовскому горю. Я не могу его разделить или даже осознать; надеюсь, ты простишь мне эту откровенность и наверняка признаешь, что, не имея собственного сына, преемника и наследника, можно лишь несмело предполагать, что чувствует тот, кто пережил подобную утрату. Не стану больше бередить твою рану, иначе мне не хватит смелости продолжать это письмо.
Ваше благородие, я не могу не поблагодарить единственного человека, который подал мне руку, когда все остальные испытывали ко мне лишь презрение. Я не заслужила его и готова объяснить почему — но только тебе, и именно потому, что твой сын готов был признать все мои права. Для других у меня нет ничего, кроме молчания.
Ваше благородие, сперва скажу, что обстоятельства смерти твоего сына, а также второго покушения, целью которого была я сама, изложит от моего имени невольница, которая доставит это письмо. Можешь делать с ней что захочешь, ваше благородие, это лишь бесполезная и ненужная мне драгоценность, которую давно уже пора выбросить или продать. Его благородие Денет имел право чувствовать себя в моем доме как в своем; я предоставила ему это право и не расстаюсь с мыслью, что должна была лучше заботиться обо всем. Да, обо всем — о покоях, в которых он жил, о блюдах, которые он ел, и, наконец, о прислуге, которая его окружала. Ничто уже не исправит моей небрежности. Я отвечаю за свою невольницу, ваше благородие, и готова со склоненной головой предстать перед тобой, взяв на себя ответственность за смерть твоего сына, а также — прости меня, господин, но я хочу хотя бы раз воспользоваться словом, которым воспользоваться так и не успела, — моего жениха, в недалеком же и уже недостижимом будущем мужа, князя Доброго Знака. Я не любила твоего сына, ваше благородие, но, возможно, мне следует написать: еще не любила, ибо готова была его полюбить и отдать ему Буковую пущу, повинуясь не столько голосу рассудка, сколько велению сердца. Не считай мои слова неискренними, ваше благородие, ибо повторю еще раз: я готова предстать перед тобой и отвечать за все, что случилось под крышей моего дома.
Но только перед тобой, ваше благородие: перед рыцарем Дома К. Б. И., а прежде всего отцом, который имеет право требовать от меня сатисфакции. Я не предстану перед урядником прибывших неизвестно откуда кочевников, которые от имени чистой крови Дартана желают выносить свои приговоры. Не предстану я и перед отвратительными корыстолюбцами из Роллайны, из которых никто не посмел требовать того, что, по его мнению, справедливо ему причитается. Дартанские Дома забыли о родовой гордости, ваше благородие, и мне все равно, помнит ли о ней кто-нибудь кроме меня. Я разбила бы войска любого смельчака, который отважился бы протянуть руку к моей собственности — но разбила бы их как княгиня Доброго Знака, ведущая рыцарское сражение с воином. Те, кто желает, трусливо и с помощью чужих урядников, подвергнуть сомнению здравый рассудок моего покойного супруга, последнего из прямой линии властителей Буковой пущи, не могут рассчитывать на какое-либо расположение, а тем более уважение его вдовы и наследницы всех традиций Дома. Я не потерплю никаких обвинений, выдвигаемых против князя К. Б. И. Левина, ибо я единственная, кто имеет право и обязанность его защищать, поскольку сам он защищаться уже не может.
Ваше благородие, я еще не знаю всей правды о покушениях, которые имели место в моем Доме. Но я готова поддержать все твои усилия, господин, направленные на выяснение личности преступников — я имею в виду настоящих, а не орудия, которые они используют. Ваше благородие, ты в любое время можешь приехать в мой дом, во главе сколь угодно многочисленного войска. Ты познакомишься с настоящей госпожой Буковой пущи и узнаешь, почему именно ее выбрал князь К. Б. И. Левин. Ты прочитаешь старые хроники рода, увидишь древние реликвии. Наконец, ты поклонишься праху великих родственников и предков, ибо я покажу тебе кладбище властителей Доброго Знака. Ты поймешь, какая миссия мне поручена, и поддержишь меня или выступишь против, но руководствуясь знаниями, а не ложными представлениями. Только ты, ваше благородие, и пока никто другой. Прежде всего, рыцарь, ты прикоснешься к земле, в которую впиталась кровь твоего сына, и решишь, хочешь ли ты вместе со мной отомстить за его смерть или я сделаю это одна. Я поставлю перед тобой моего несостоявшегося убийцу, схваченного дворцовыми гвардейцами, и тогда ты узнаешь, кто этот человек и кому он служит. Если все, что ты услышишь и увидишь, убедит тебя, что я единственная, до кого ты можешь дотянуться и кого хочешь привлечь к ответственности, я подчинюсь, ибо моя невольница сбежала, когда убивали гостя ее госпожи. Перед тобой, К. Б. И. Эневен, я отвечу за этот поступок — повторяю в третий и последний раз. Перед тобой, но только перед тобой.
