– Я не хочу, чтобы ты был таким! – почти кричала
Галя. – Как ты стоял рядом с этим! Не могу этого видеть! Ты не должен быть
таким! Ты не должен так стоять! Никогда и ни перед кем!
– Уймись, Галка, что ты понимаешь в мужских делах?
Некоторое время они шли молча, а потом Галя спросила:
– Кто он такой?
– Какой-то артист. Долгов его фамилия.
– Григорий Долгов! – только и воскликнула Галя.
Галя вспомнила его фотокарточку, которая осталась дома в ее
альбоме.
Карточка была с автографом; сколько они ждали тогда:
полчаса, час? А он вышел из другого подъезда. Все девочки побежали, как
сумасшедшие, а Нинка стала толкаться локтями. Это было после спектакля
«Гамлет», потрясшего весь город. Страшный, страшный Гамлет был тогда на сцене,
и это был Долгов. Как она могла не узнать его сейчас?
***
– По четвергам у нас всегда свечи, – объяснил
официант.
– Как это мило! – воскликнула красивая женщина,
которая сидела рядом с Долговым и которую называли то Анни, то Анной
Андреевной.
– Все-таки умеют они, эстонцы, знаете ли вот
это, – сказал очкастый.
«У, гад!» – подумал Димка.
Стол был великолепен. «Ереванского» тут было несколько
бутылок.
– Ну, – сказала Анна Андреевна, когда все рюмки
были налиты. – В этот знаменательный день я могу только выразить
сожаление, что деятельность нашего друга не носит ныне такого прогрессивного
характера, как двадцать лет назад.
Все засмеялись. Сегодня Долгов отмечал двадцатую годовщину
своего выхода на сцену. Начал он с того, что изображал ноги верблюда в
«Демоне».
– Дима, веселей! – крикнул Долгов и потянулся с
рюмкой. – Галочка, вам шампанского? Он посмотрел на Галю и подумал:
«Почему именно она?»
Чокнулся с Димкой и сказал себе настойчиво:
«Сочувствую ему, пусть поест. Сочувствую молодежи».
В зале на столах стояли свечи. Электричество было погашено,
и поэтому за окнами довольно четко был виден треугольный силуэт развалин. Но
туда никто не смотрел.
– Марина, Марина, Марина! – кричала певица и
делала жесты.
Димка танцевал с Галей. Долгов смотрел на нее, длинноногую,
золотокудрую и думал:
«Прямо с обложки. И почему именно она? – Поймал ее
испуганный взгляд и решил:
– Ну, все».
Встал и пошел в туалет. Посмотрел в зеркало на свое лицо.
Резко очерченная челюсть, мешки под глазами. Хорошее лицо. Лицо героя.
«Мало ли их вокруг на киностудии и в театре! Есть и не хуже.
Почему вдруг именно этот ребенок?»
Хорошее лицо. Мужественное лицо. Волевое. Может быть
угрожающим. Вот так. Всегда романтическое лицо.
«Сложный человек», – сказал он себе о себе.
Электричество светилось только в другом зале над стойкой
буфета. Димка пошел туда. Ему захотелось постоять у стойки и поболтать с
буфетчицей.
Буфетчица сказала сердито и с сильным акцентом:
– Учиться надо, молодой человек, а не по ресторанам
ходить!
– У вас, наверное, сын такой, как я, да? – спросил
Димка.
– Он не такой, как вы, – ответила буфетчица.
Димка вернулся в полутемный зал и еще из дверей увидел Галю.
Она разговаривала с Анной Андреевной. Глаза ее блестели.
«Галочка моя! – подумал Димка. – Ты самая красивая
здесь. Ты красивее даже Анны Андреевны».
Чинная атмосфера в зале уже разрядилась. Где-то пели, то
тут, то там начинали кричать. Меж столов бродили мужчины с рюмками. Все в
вечерних костюмах и белых рубашках.
«Сплошные корифеи, – думал Димка. – А у меня вот
нет костюма. Кто сейчас носит мой костюм? Зато на мне куртка что надо. У кого
из вас есть такая куртка? И вообще – вы, корифеи! – я тут моложе вас
всех. У меня вся жизнь впереди. Сидят, как будто у каждого из них флешь-рояль!
Эй, корифеи, кто из вас сможет сделать такую штуку?»
И Димка к своему ужасу вдруг посреди зала сделал колесо.
– Почему вы хотите стать актрисой, Галочка? –
спросила Анна Андреевна.
– Потому что это – самое прекрасное из всего, что
я знаю! – воскликнула Галя. – Театр – это самое прекрасное!
– А вы бы смогли играть Джульетту на платформа из-под
угля и под непрерывным моросящим дождем?
– Да! Смогла бы! Уверена, что смогла бы! Анна Андреевна
смотрела в окно на силуэт развалин.
– А потом пошел снег, – проговорила она. –
Тракторы зажгли фары, и мы доиграли сцену до конца. Как они кричали тогда, как
аплодировали! Я простудилась и вышла из строя на месяц.
– Анна Андреевна! – прошептала Галя.
– Вы будете актрисой, – громко сказал Долгов.
– Почему вы так думаете? – встрепенулась Галя.
– Мне показалось. Мне показалось, вы понимаете, что
такое искусство.
Как оно сжигает человека. Сжигает до конца.
– До конца, – как эхо, повторила Галя, не спуская
с него глаз.
– Жоржик! – игриво сказала Анна Андреевна. Долгов
сердито покосился на нее.
– Пойдемте танцевать, Галя.
– Посмотрите на меня, – говорил он, церемонно
кружа девушку, – во мне ничего не осталось. Все человеческое во мне
сгорело. Я только артист.
– Что вы говорите? – в ужасе расширила глаза
Галя. – Разве артист не человек? Вы знаменитый артист…
– Да, я знаменитый. Я и не мог быть не знаменитым,
потому что я весь сгорел. Все знаменитые артисты сгорели дотла. Вы понимаете
меня? – Нет, – прошептала Галя и на мгновение закрыла глаза.
«Сложный я человек, – сказал себе Долгов и подумал:
– Все. Все в порядке».
«Жоржик, – думала Анна Андреевна. – Фу, какой
отвратительный Жоржик!
И что с ним происходит на сцене? Я никогда не могла этого
понять». Она встала и ушла.
