– …почему ты ей не напишешь? Старики очень обижены на
тебя из-за этого. Только из-за этого. Слушай, я через месяц, может быть, приеду
к тебе в отпуск. Старик…
– … в полном порядке. Тебе ни пуха ни пера. Защищай
скорее.
– Что?
– Защищай скорее.
– Крепись, старик. Все будет в порядке, – сказал
Виктор.
– Да все и так в полном порядке, – пробормотал
Димка, но их уже разъединили.
***
– Хочешь честно, Крамер? – спросил Иванов-Петров.
– Только так, – сказал Алик и сломал сигарету. Они
бродили вдвоем по Вышгороду.
– Понимаешь, в общем-то все это просто смешно. Так же,
как твоя борода и все прочее. Смешно и очень любопытно. В общем-то это здорово,
что ходите вы сейчас везде, смешные мальчики. Очень я рад, что вы ходите
повсюду и выдумываете разные штуки.
– Очень любезно с вашей стороны. Спасибо от имени
смешных мальчиков.
– Ты не сердись. Я уверен, что ты будешь писателем.
– Без дураков?
– Точно.
– А что для этого нужно? Посоветуйте, что читать.
– Черт! Что читать? Вот этого я не знаю. По-моему,
нужно просто жить на всю катушку. И ничего не бойся.
– Я и не боюсь.
Они остановились на краю бастиона над Паткулевской
лестницей.
Иванов-Петров обнял Алика за плечи.
Внизу в улицах сгущались сумерки, а черепичные крыши домов и
башен все еще отсвечивали закат. Церковь Нигулисте, разрушенная во время войны,
стояла в строительных лесах.
– Камни, – прошептал Иванов-Петров, – завидую
камням. Их можно уничтожить только бомбами.
– В наше время это нетрудно сделать, – откликнулся
Алик.
– Очень трудно. Невозможно. Погасли розовые отсветы. В
узких улочках зажглись лампы. Это было похоже на подводный город из какой-то
старой немецкой сказки.
***
– Остановитесь здесь. Я дальше хочу пешком.
– Галочка, дождь ведь может пойти.
– Ну и пусть.
Галя побежала по дороге. В темноте мелькало ее белая
кофточка. Долгов, улыбаясь, пошел за ней. «Как это мило все, это очень
мило!» – сказал он себе, думая с тревогой и тоской, что отпуск кончается.
Галя, пританцовывая и напевая, бежала обратно. Она была
чуть-чуть пьяна. Она теперь каждый вечер была чуточку пьяна. И каждый вечер
танцы и разговоры об искусстве, о современной сцене, и тонкие намеки, тонкие
шутки, и все такое вкусное на столе а почему не выпить «несколько капель
солнца»?
Долгов протянул руки, и она оказалась в его объятиях.
***
Огромный «Икарус» с ревом пронесся мимо них. Казалось, земля
задрожала.
Автобус неистовый, грузный, неудержимый, с воем летел в
кромешную тьму. Шум затих, а он уходил, освещенный, все дальше и представлялся
космическом кораблем.
– По-моему, он свалится а кювет, – сказал Долгов.
– А по-моему, врежется в луну, – сказала Галя. Вот
бы быть там!
Мчаться в темноте! Там играет радио. Шофер включает, чтобы
не заснуть за рулем. Играет тихо, но на передних сиденьях слышно. И все дрожит,
и все гудит, и никто не знает, доедет ли до конца.
– Григорий, буду я когда-нибудь играть Джульетту?
– Уверен, Галчонок.
– А ты будешь Ромео.
– Нет. Это сейчас не мое амплуа.
Часть третья - Система «Дубль-ве»
Глава 9
Я не мог на нее налюбоваться. Она была роскошна. Вероятно,
очень приятно было бы держать ее в руках, но я не беру ее в руки. Каждый раз я
гляжу на нее, когда сажусь к своему столу. Она лежит на нем, темно-коричневая,
толстая, тяжелая, – это диссертация, А рядом с ней синенькая тетрадке. Это
то самое «просто так». Я сажусь по-американски – ноги на стол, –
закуриваю и смотрю на эти две вещи. Я словно взвешиваю их на ладони. Что
означает каждая из них для меня и что они значат вообще?
***
Диссертация – это кандидатская диссертация, тему
которой мне подсказал наш гениальный шеф. Это мой голос, усиленный микрофоном:
«Уважаемые члены ученого совета». Это рукопожатия, цветы и дьявольская выпивка.
Все, как полагается. Звонки друзей, а ночью шепот Шурочки: «Милый, я так
счастлива!»
Это моя подпись, черт побери, под всем, что ни напишу:
«Кандидат наук В.
Денисов». Это лишних пятьсот рублей в месяц. Это бессонные
ночи и молоток в голове. Если все книги, что я прочел для того, чтобы написать
ее, свалить в этой комнате, мне придется ночевать на крыше. Это мой труд, это
моя надежда.
Это мой путь, трудный, но верный. Путь, уготованный мне с
самого детства.
«Будешь разумным мальчиком, станешь профессором». Меня
воспитывали на разных положительных примерах, а потом я сам стал положительным
примером для Димки.
А Димка взял и плюнул на мой пример. В общем-то он просто
смешной романтик.
Он думает, что он какое-то исключение, необычайно сложное
явление в природе.
Все мы так думали. Меня тоже тянуло тогда куда-то уйти. Меня
тянуло, а он ушел.
А я 28 лет сижу в своей комнате и смотрю на билет, пробитый
звездным компостером. Что там сегодня? Кажется, хвост Лебедя. Надо бы мне при
моей профессии лучше знать астрономию. Романтика! Вот она снова пришла ко мне.
Я смотрю в окно, и бывают минуты, когда я уверен, что этот билет все-таки предназначен
для меня.
***
Синенькая тетрадочка – это моя собственная мысль. Это
мой доклад, который я сделаю через неделю или через две. В кулуарах уже идут
разговоры.
Простите, а кто он такой? Имеет ли степень? Вам не кажется,
что это несколько… э-э… невежливо по отношению к Виталию Витальевичу? Хе-хе,
молодежь! Почему бы ей и не задрать хвост?
Это мой голос, усиленный микрофоном: «Вот все, что я хотел
сообщить уважаемому собранию». Это тоже рукопожатия, но это и кивки издалека, а
некоторые, должно быть, перестанут со мной здороваться. Это мой труд, мой.
