«Барселона» провожает своего любимца, свою звезду. Громкий
машет шляпой вокруг. Самый громадный город – это просто тысяча деревень.
Ну, чем наша «Барселона» не деревня?
Шофер включает счетчик, нажимает стартер. Фыркнув, голубой
автомобиль исчезает под аркой. Так каждую весну артист на виду всего дома
отбывает в странствия по приморским районам. Он будет пересаживаться с самолета
в поезд и с поезда в такси, жить в гостиницах, обедать в ресторанах, купаться в
соленых морских волнах и дышать ионизированным воздухом взморья. Осенью он
вернется, и жители «Барселоны» будут его приветствовать.
В садике появляется вся Димкина компания и он сам. Я ни разу
не видел Галю с подругами. Она ходит только с Димкой, Аликом и Юркой. И ребята
не отстают от нее. Трудно понять: ухаживание это или продолжение детской
дружбы. Они занимают скамейку недалеко от нас. Нас они не видят или просто не
хотят замечать.
Вот уже десять минут Гера и Гора крутят магнитофон, а
дворника все нет.
Видимо, «Барселону» охватило в этот вечер лирическое
настроение.
Джазовые синкопы бьют в землю, точно град, словно отбойный
молоток, вгрызаются в стены и взмывают вверх, пытаясь расшевелить неподвижные
звезды, подчинить их себе и настраивать попеременно то на лирический, то на
бесноватый лад. Три пары остроносых ботинок и одна пара туфелек отбивают такт.
Лица ребят нам не видны, они в тени сирени. Их голоса мы слышим только в
перерывах между музыкой.
ДИМКА. На Балтику помчался Громкий. Эх, ребята!
ЮРКА. А что ему не ездить? Жрец искусства.
АЛИК. Тоже мне искусство! Читать стишки и строить разные
рожи.
Примитив!
ГАЛЯ. А почему бы тебе, Алик, не выучить пару стишков? Выучи
и поезжай на Рижское взморье.
ДИМКА. Алька и так знает больше стихов, чем самый Громкий из
всех Громких.
– Паблито, – призывно поет магнитофонная
дева. – Паблито, – говорит она задушевно. – Па-аблито! –
кричит что есть мочи.
Почему я вдруг решил поговорить с Димкой? Только лишь
потому, что меня задели слова Бориса? «Пойдем, ты узнаешь, о чем он думает».
Как будто я сам это знаю. Что я знаю о своем младшем брате? До какого-то
времени я вообще его не замечал. Знал только, что с ним хлопот не оберешься.
Потом он немного подрос, и мы стали с ним слегка возиться. Но у меня всегда
были свои крайне важные дела. И вдруг младший брат приходит и просит на минутку
твою бритву.
А однажды ты видишь, что он лежит на диване с совершенно потерянным
видом и на твой вопрос бурчит: «Отстань». И как-то раз ты замечаешь его в толпе
возле метро. Ты ухмыляешься – «племя младое, незнакомое» – и думаешь:
А может быть, и на самом деле незнакомое?» У тебя наука, диссертация, ты, в
общем, на самом переднем крае, а у него аттестат сплошь в тройках. О чем он
думает? Мы, Денисовы, интеллигентная семья. Папа – доцент, а мама знает
два языка. Димка прочел все, что полагается прочесть мальчику из «приличной»
семьи, и умеет вести себя за столом, когда приходят гости. Но воспитали его
«Барселона», и наша улица, и наша станция метро. В какой-то мере стадион, в
какой-то мере танцевальная веранда в Малаховке, в какой-то мере школа.
Звучит кощунственно. Его должна была воспитать главным
образом школа. А, брось! Ты сам еще не так давно учился в школе.
– Паблито… – совершенно изнемогая, шепчет
магнитофонная дева.
АЛИК. Я не понимаю, почему стонет Юрка. Все лето будет
кататься со сборной, а потом его как выдающегося спортсмена примут куда-нибудь
без экзаменов.
ДИМКА. Верно, что ты стонешь? В Венгрию едет, а стонет еще.
ЮРКА. Галачьян в Венгрию едет, а не я.
ГАЛЯ. Что ты, Юрик!
ЮРКА. То, что слышишь. Галачьяна в сборную включили.
Говорят, он тактику лучше понимает. Конь мой ликует. В институт поступишь,
человеком станешь, хватит, говорит, мяч гонять.
Труба. Звук трубы летит в небо. Он стремительно набирает
высоту, как многоступенчатая ракета, выходит на орбиту и кружится, и кружится,
и замирает, и на смену ему приходит глухой рокот контрабаса. И новые взлеты
трубы. И жизнь идет. А Юрку не включили в сборную. Это трагедия, я его понимаю.
Гудит саксофон. И жизнь идет. Младший брат недоволен жизнью. Что ему нужно,
кроме трубы, контрабаса и саксофона? Попробуй-ка поговорить с ним об этом. Он
засмеется: «Чудишь, старик!» – и попросит «четвертную». Это очень трудно
иметь младшего брата! Лучше бы мы с ним родились близнецами.
Жизнь идет, и трубы сейчас звучат несколько иначе, чем
одиннадцать лет назад.
ЮРКА. Были бы деньги, накирялся бы я сейчас.
ДИМКА. Только и остается.
АЛИК. Давай, Юрка, вместе готовиться во ВГИК, на сценарный
факультет!
ГАЛЯ. Лучше готовься вместе со мной на актерский. У тебя
такая фигура!
ДИМКА. Я вам советую поступить в Тимирязевку. Говорят, там
открылся новый факультет: тореадорский. У Юрки все данные для боя быков. А
Галка поступит на пушной, будет демонстрировать шкурки песцов и лисиц. Тоже все
данные.
ГАЛЯ. А ты куда, Димочка? На что ты можешь рассчитывать со
своими данными?
Нахальный баритон в бешеном темпе уговаривает девушку.
Перестань кукситься, забудь о разных пустяках и целуй меня.
Чаще, целуй меня чаще. Только это тебе поможет. Гера и Гора неистовствуют, а
дворника все нет. Неужели им удастся до крутить ленту до конца?
Борис рядом со мной молча курит. Я тоже молча курю.
ДИМКА. А в общем, куда нам поступать, решают родители. Ведь
это же они, дорогие родители, финансируют все наши мероприятия.
ГАЛЯ. Представляете, мальчики, мама мне заявила: или в
медицинский, или к станку.
АЛИК. Родители не могут понять, что нам чужды их обывательские
интересы. Даже мой дед и тот нудит день-деньской: сначала приобрети солидную
специальность, а потом пробуй свои силы в литературе.
ЮРКА. А мой конь уже все продумал. Надежды у него мало, что
я поступлю, так он уже место мне подыскал для производственного стажа. Учеником
токаря на какой-то завод. Дудки я туда пойду. Ишь ты что придумал: учеником
токаря!
Молчание.
ТЕТЯ ЭЛЬБА (кричит из окна). Тима, будьте любезны, позовите
дворника.
ДИМКА. Все лето в Москве торчать. Эх, ребята!
Снова трубы, саксофоны и контрабас. В освещенное
пространство в центре садика выходят, пританцовывая, Галя и Димка. Алик и Юрка
хлопают в ладоши.
Из окон высовываются любопытные. Есть на что посмотреть.
Димка блестяще танцует. В этом отношении он меня превзошел.
