Сюзи сегодня наконец снова пришла в школу. Уже в шапочке, а не в том ужасном платке. Теперь она вовсю пытается наверстать упущенное. На большой перемене они с Шанталь сидели голова к голове и о чем-то шептались, а потом все опять началось сначала: «остроумные» замечания, вопросы типа «а где же твой дружок?» и всякие дурацкие игры, в которых всегда «водит глупенькая Анни».
И все это уже, пожалуй, на шутку вовсе не похоже. Это не обычная девчачья зловредность, нет, теперь это самая настоящая злоба Достаточно послушать, как издевательски Сандрин и Шанталь повествуют всем о том, как на прошлой неделе «случайно зашли» в наш магазин, который, по их словам, оказался чем-то средним между логовом хиппи и помойкой. При этом они так громко хихикают, словно совсем уж спятили.
К моему огромному сожалению, Жан-Лу опять болен, и я снова осталась совершенно одна, так что меня все время пытаются заставить «водить». Мне, конечно, плевать, а все-таки ужасно несправедливо, ведь мы все столько труда на этот магазин положили — и мама, и Зози, и Розетт, и я, — а Шанталь со своими прилипалами старается сделать из нас полных и безнадежных неудачников.
В другое время я бы и не подумала обращать на это внимание. Но сейчас дела у нас идут гораздо лучше, и Зози к нам переехала, и покупателей в магазине каждый день полно, и Ру вдруг вернулся. Свалился как снег на голову…
Хотя прошло уже четыре дня, а он к нам и носа не кажет. Я даже в школе постоянно о нем думаю, интересно, где он свое судно держит? А может, он наврал насчет судна и ночует где-нибудь под мостом или в старом заброшенном доме, как когда-то в Ланскне после того, как месье Мускат сжег его плавучий дом?
Эти мысли не дают мне толком сосредоточиться, и месье Жестен накричал на меня, сказал, что я сплю наяву, а эти, «Шанталь и компания», тут же, естественно, гнусно захихикали. И мне ведь даже поговорить не с кем, потому что Жан-Лу по-прежнему в школу не ходит.
А сегодня вышло совсем плохо. После уроков, когда я уже стояла в очереди на автобус рядом с Клодом Мёнье и Матильдой Шагрен, ко мне вдруг подошла Даниэль и с фальшиво-сочувственным выражением на лице, которым она так часто пользуется, громко спросила:
— А что, твоя младшая сестренка и впрямь умственно отсталая?
Шанталь и Сюзи стояли неподалеку, и лица их абсолютно ничего не выражали, но я все и так поняла: я все могла прочесть по цветам их аур. И не сомневалась, что им ужасно хочется задеть меня побольнее, да они чуть от смеха не лопнули, услышав, как Даниэль задает мне свой гнусный вопрос…
— Не понимаю, о чем ты.
Я изобразила на лице полнейшее непонимание и равнодушие. Ведь о Розетт вообще никто ничего не знает. Во всяком случае, до сих пор я была в этом уверена. И тут я вдруг припомнила, как однажды Сюзи была у нас в гостях и играла с Розетт…
— Да я сама слышала, — сказала Даниэль. — Все говорят, что сестра у тебя умственно отсталая.
«Так, довольно. Хватит с меня лучших подруг! — с яростью подумала я. — К черту эмалевую подвеску, и клятвенное обещание Сюзи никогда никому не рассказывать, и надежды на..»
Я гневно глянула в сторону своей бывшей подружки, на голове которой сегодня красовалась ярко-розовая шапочка (между прочим, рыжим вообще нельзя носить ярко-розовое!).
— Пусть кое-кто лучше своими делами занимается, а не сует нос в чужие!
Я сказала это достаточно громко, чтобы услышали все.
Даниэль самодовольно усмехнулась.
— Ну, значит, так и есть, — сказала она, и цвета ее ауры жадно полыхнули, словно горячие уголья под ветром.
Точно так же что-то вдруг полыхнуло и в моей душе. «Как ты смеешь! — мысленно озлилась я. — Если кто-нибудь из вас скажет еще хоть слово…»
— Конечно, так и есть, — вступила в разговор Сюзи. — Ну смотрите: ей ведь года четыре, а она еще даже разговаривать не умеет. Моя мама говорит, что у нее болезнь Дауна. Во всяком случае, выглядит она как настоящий даун.
— Неправда, — тихо сказала я.
— Да правда, правда! Твоя сестрица монголизмом страдает, потому она такая уродина и есть — в точности как ты сама!
И Сюзи громко расхохоталась.
Следом захохотала Шанталь. А потом они принялись распевать: «Умственно отсталая, умственно отсталая», — и я успела лишь заметить, что Матильда Шагрен смотрит на меня побелевшими от испуга глазами, когда вдруг…
БАМ!
Я даже не знаю толком, что именно произошло. Все случилось очень быстро — так кошка мгновенно переходит от сонного расслабленного мурлыканья к осатанелому шипению и вцепляется в обидчика зубами и когтями. Я помню только, что направила на Сюзанну скрещенные пальцы — как Зози тогда, в магазине «Английский чай». Но я совершенно не представляла себе, что, собственно, хочу сотворить; я лишь успела почувствовать, как из моей руки вылетело нечто, словно я чем-то бросила в нее — камешком, или диском с острыми краями, или чем-то обжигающим…
Но что бы это ни было, подействовало оно очень быстро. До меня донесся вопль Сюзанны, и она, причитая и постанывая, вдруг обеими руками принялась сдирать с себя свою ярко-розовую шапчонку.
— Что случилось? — повернулась к ней Шанталь.
— Ой, чешется! — выла Сюзи, так яростно расчесывая себе голову ногтями, что среди остатков ее волос уже виднелись розовые царапины. — Господи, как чешется!
Я вдруг почувствовала дурноту, и колени у меня подогнулись от слабости — как в тот день, с Зози, в «Английском чае». Но хуже всего то, что я не испытывала ни малейших угрызений совести, наоборот, я буквально ликовала, и этот мой восторг был сродни тому постыдному чувству, когда сделаешь что-нибудь плохое, но никто даже не догадывается, что виновата именно ты.
— Что, что с тобой такое? — все спрашивала Шанталь.
— Ой, да не знаю я! — вопила Сюзанна.
Даниэль смотрела на нее с сочувствием — разумеется, абсолютно фальшивым; точно так же она смотрела на меня, перед тем как спросить, действительно ли Розетт умственно отсталая. Сандрин тоже время от времени как-то странно покряхтывала — то ли от сочувствия, то ли просто от возбуждения, трудно сказать.
А через несколько минут и Шанталь тоже принялась вовсю чесаться!
— Ч-ч-что, в-в-вошки заели, Ш-ш-шанталь? — спросил Клод Мёнье, как всегда сильно заикаясь.
Задний конец очереди так и покатился со смеху.
И тут чесаться начала уже Даниэль.
Казалось, их четверку окутало облако какого-то едкого порошка, вызывающего чесотку или еще что похуже. По лицу Шанталь было видно, что сперва она разозлилась, потом встревожилась, потом испугалась. А Сюзанна уже почти билась в истерике. Зато мне вдруг стало так хорошо и приятно…
И вспомнился один случай на морском берегу. Я тогда была еще совсем маленькой. Мы с мамой пошли купаться. Я шлепала по мелководью в своем купальничке, а мама сидела на песке и читала книжку. Неожиданно какой-то мальчик плеснул мне в лицо морской водой, и у меня сильно защипало глаза. А потом, когда он снова проходил мимо, я бросила в него камень — совсем маленький, галечку. Я, в общем, ожидала, что, скорее всего, промахнусь…
