— Это Броррок и Китар? — спросила она, откидывая назад волосы, звеня колокольчиками, зевая и таращась на корабли. — Ага, в самом деле они… Чего хотят?
— Чтобы ты завязала и подтянула штаны.
— Гм… а если серьезно?..
— Серьезно пока не знаю. Подтяни портки и скажи, что делать.
— Да что ты пристал к этим порткам? Снова тебе не нравлюсь или что?
Мевев задрожал при одной мысли о том, что ему снова придется раз за разом повторять: «Ты красивая, капитан, очень красивая».
— Ладно, неважно… Что будем делать?
— Встанем на якорь. Здесь можно?
— Не очень, — сухо ответил Мевев.
— Почему? А, потому что слишком глубоко?
Они почти касались килем континентального шельфа. Мевев мысленно посчитал до пяти.
— Потому что погода портится, и лучше было бы поискать какую-нибудь тихую заводь, вместо того чтобы торчать тут и терять время.
— Знаю, я просто так сказала, — ответила она, завязывая тесемки штанов. — Но все-таки бросим якорь. Как-нибудь успеем.
С громким звоном она повернулась кругом, разведя руками: «Ну как?»
— Прекрасно.
— Тогда бросаем якорь.
— Если хочешь с ними поговорить, тебе придется отправиться к ним самой. К одному или другому.
— Почему?
— Никто из них сюда не приплывет.
— Почему?
— Ты что, только сегодня родилась? Кто ступит на палубу корабля, который называется «Гнилой труп»?
— А, ну да. Забыла. Но это у них какое-то к нам дело, и я к ним не пойду. Постоим, подождем. Нет так нет.
— Бросаем якорь?
— Бросаем.
— Слишком большая волна, чтобы близко подходить друг к другу. И ветер мерзкий.
— Ничего. Может, так даже и лучше. Пошли к Брорроку ребят в шлюпке, будет вполне вежливо. А может, он им просто велит что-то мне передать?
— Как хочешь.
— Вечно тебе что-то не нравится.
Мевев сделал вид, что не слышит, или в самом деле не слышал, выкрикивая приказы.
— Тогда я иду чего-нибудь поесть, а ты спусти шлюпку на воду. И наверное, успею быстро вымыться? Как думаешь? Броррок считает меня грязнулей, ну так сегодня я его удивлю. Конечно, если он к нам явится.
10
Громбелардское путешествие посланников с самого начала было достойно смеха. Или моря слез.
Сперва оказалось, что Мольдорн даже и не думает отправляться в дикие горы.
— Я намерен ждать известий от пирата. Тот старик, который велел стукнуть меня палкой, стоит куда большего, чем тот, которого вы собираетесь откопать, — сказал он.
— Тебе не интересно, что может сказать страж законов всего? — искренне удивился Готах.
— А что может сказать старик, которого несколько лет тому назад замуровали живьем и завалили камнями? Хоть смертный, хоть бессмертный, ни один разум такого не выдержит. А даже если и выдержал, то я с самого начала не видел в том никакого смысла, Готах.
— Он пытался уничтожить Риолату Ридарету еще полтора десятка лет назад. Он знал, чем грозит ее существование.
— И ничего у него не вышло. Потом он пытался в Громбеларде поднять Серебряную или Золотую Ленту, чтобы спровоцировать войну с еще не готовым Алером. Это ему тоже не удалось. Если уж он мочится, то каждый раз себе на сапог.
— Не слишком ли грубо, ваше благородие? — укоризненно сказала Кеса.
— А ты не слишком деликатна, госпожа, чтобы продираться через дикие горы?
— Но через горы я продираться не буду. Это смешно, ваше благородие… Ты думал, я собираюсь отправиться в Громбелард? Слышал, Готах?
Онемевший Готах в очередной раз узнал нечто новое.
— Но… Значит, и ты не собираешься со мной ехать, Кеса?
Теперь уже удивилась посланница. Удивилась и испугалась.
— Неужели ты думал… Но почему?..
Готах сидел за столом, переводя взгляд с Мольдорна — который, похоже, с трудом удерживался от злорадной улыбки — на жену. Наконец он посмотрел на Йольмена, словно спрашивая: «Слышал? Что все это значит?»
Но старик превратно истолковал его взгляд.
— Гм… кхм!.. Я тоже не собираюсь, извини, дорогой друг. Это уже не для моих ног. А сушеное мясо не для моих зубов. Я поеду с Мольдорном. У нас в самом деле еще много дел… правда, Мольдорн?
— Действительно. Из формул Тамената следует больше, чем мы думали. Может, я слегка опережаю события, но… кто знает, не станет ли вскоре наша княжна вполне для нас предсказуемой? Математически предсказуемой, по крайней мере, если говорить о ее «рубиновой» составляющей. Вероятно, мы можем с большой точностью определить интервалы активности Отвергнутых Полос, а значит, и Рубина. Мы отметим дни, когда княжна ни на что не способна. Вообще ни на что, ибо без своего Рубина она никто и ничто.
— Вот насчет этого мы никогда не придем к согласию, — заявила посланница.
— Погодите, — сказал Готах. — В Тяжелых горах живьем похоронили стража законов всего, единственное существо в Шерере, которое понимает все, связанное с Шернью. Идет война Шерни с Алером. Четверо посланников пытаются не допустить встречи живого символа Отвергнутых Полос с живым символом Ферена. И из этих четверых посланников трое говорят, что у них есть дела поважнее, чем поиски какого-то закопанного старика.
— Дорогой, у меня нет никаких дел поважнее. — Кеса чувствовала себя виноватой. — Я просто… никак не могу ехать в Громбелард. Ведь я знаю, что это за край. Как ты себе это представлял? Что я сяду на коня, а вечером в лагере… сделаю себе из двух плащей маленькую палатку, какие умеют сооружать солдаты?
Готах посмотрел на жену — на жемчужно-розовые ногти поднятой руки, на бронзового цвета платье с зелеными вставками; больше же всего внимания он уделил тщательно уложенным волосам и изогнутым дугам королевских бровей. Взгляд его остановился на тонкой, как паутинка, золотой цепочке на безупречной шее.
Да, он не представлял. Он думал о том, что они просто возьмут и поедут, но никогда не опускался до деталей. До палатки из двух плащей, влажного одеяла и вонючего дорожного мешка из козьей шкуры, хохота наемников у дымящего лагерного костра…
Он снова посмотрел на Мольдорна и Йольмена.
— Хотите сидеть и ждать, пока Броррок вернется со своей охоты? Это может продолжаться и полгода.
— Или несколько недель. Но пусть даже полгода — нам с Йольменом есть чем заняться, и скучать наверняка не придется. В Таланте мы отпустим слугу, который ждет известия от Броррока, а на его место возьмем несколько умелых расчетчиков.
— Значит, я должен ехать в Громб один? — спросил Готах… и неожиданно ощутил облегчение. — А собственно, почему бы и нет? Вы во многом правы: только я один хоть как-то гожусь для подобных путешествий. Я уже немало их совершил, а из одного даже привез жену.
