Протяжный крик: «В атаку!» – всё-таки застал её врасплох. Снеара на мгновение растерялась, не зная, что ей делать, и только когда две закованные в железо фигуры рванулись к вражескому строю, поняла, что пришло её время. Тело слушалось беспрекословно, ноги легко несли её на ощетинившихся копьями стражников короля, которые – слишком поздно поняли, почему их атакуют только три человека… три женщины. Девушке было страшно до постыдного стука зубов, когда она бежала вперёд, уворачиваясь от стрел, которые почему-то летели слишком медленно, словно в дурном сне. Вот перед ней заблестели в полуденных лучах Эссара наконечники тяжёлых копий, способных остановить на скаку тьшера и окованных до половины древка сталью, чтобы противник не смог перерубить его, лишая копейщика его грозного оружия. Практически непреодолимая преграда для любого врага.
Но не для мечей богини, специально созданных для того, чтобы сметать любые заслоны. Снеара ещё не усела испугаться того, что ей никогда не прорваться сквозь частую щетину тяжёлых копий, а тело сделало всё самостоятельно. Двуручник с силой ударил снизу, подбрасывая смертоносное остриё, заставляя его задраться к небу, а полуторник привычно блокировал ещё одно копьё. Стражник действовал правильно, пытаясь насадить на железное остриё противника, атаковавшего солдата, стоящего рядом с ним в строю, но не рассчитал скорости и только открылся для ответного удара. И не понял, что подписал себе смертный приговор до того момента, как нога в тяжёлом ботинке с шипами врезалась ему в живот, отбрасывая его вглубь строя.
Жрица действовала как на тренировке, используя все возможности для достижения победы. Как только её противник упал, она стремительно бросилась вперёд и, пробежав по распростёртому на земле телу, оказалась сбоку от солдат, стоящих в первом ряду, а дальше всё было делом техники. Бойцы второго ряда держали копья слишком высоко, стараясь не мешать тем, кто впереди. Обычно они опускали своё оружие, если стрелы убивали стоящего впереди солдата и в строю появлялся просвет. Но на этот раз стражники короля не успели закрыть брешь железными остриями раньше, чем она оказалась слишком близко для того, чтобы её можно было успешно атаковать таким оружием. И началась бойня.
Оба меча давно окрасились кровью по рукояти. Снеара парировала атаки и нападала сама, запрещая себе думать о том, что под её ударами падают живые люди, иногда покалеченные, но чаще всего мёртвые. Настоящее сражение оказалось мало похожим на все те стычки, в которых ей доводилось побывать раньше. Даже схватка с разбойниками не была настолько страшной. Некогда было не то что смотреть по сторонам, просто осознанно реагировать не получалось. Жрица действовала на инстинктах, каким-то шестым чувством угадывая направленные на неё удары, парируя их и атакуя в ответ, не обращая внимания на боль и жуткие крики тех, кого она достала своими мечами, и думала лишь об одном: такой кошмар не может быть реальным.
Но, к её сожалению, всё, что происходило сейчас на небольшом лугу без названия у тихого городка, единственной достопримечательностью которого была близость к большому торговому тракту, не являлось сном. Люди падали и умирали на самом деле. Девушка загоняла вглубь сознания ужас от того, что происходит вокруг неё, и продолжала вести бой. Не потому, что от их победы или поражения зависела судьба королевства, а лишь по той причине, что от исхода сражения зависела жизнь одного-единственного человека. И если она сдастся, позволит себя изрубить на куски, Литари никогда не сможет обрести то, в чём ей навсегда отказано. Нормальную жизнь. А она… она не получит своего шанса умереть по-настоящему. И за это также стоило сражаться.
Это было странное ощущение. Ощущение крови, заливающей тебя с ног до головы, власти над людьми, отчаянно пытающимися противостоять тебе и всё-таки погибающими под ударами твоего меча. Их было много, но на её стороне было одно неоспоримое преимущество: она не уставала, не слабела от ран и, не прикладывая особых усилий, прорубала кольчуги, нанося смертельные удары. Люди не противники жрице, даже молодой и неопытной. Вот только почему-то хочется кричать от ужаса, глядя на разрубленные едва ли не пополам тела и воющих от боли раненых, лишившихся под ударами твоего меча конечностей. Это страшно, но даже остановиться, просто замереть на месте ты не в состоянии: что-то гонит тебя вперёд, заставляя нападать и защищаться, и уже не хочется знать, почему именно ты не позволяешь себе прекратить это, ради чего гибнут люди, и ты пьянеешь от запаха свежей крови, заливающей твои руки до плеч. И это гораздо лучше – не думать. Тогда остаются лишь инстинкты, и ничто, кроме вбитых на десятках тренировок движений, тебя не интересует. Так спокойнее, хотя всё равно страшно.
Сражение закончилось как-то незаметно. Просто в одно мгновение Снеара поняла, что на неё никто не нападает, и всё. Жрица опустила мечи и позволила себе оглядеться по сторонам. С огромным трудом ей удалось сдержаться и не броситься бежать всё равно куда – только бы подальше от раскинувшегося на летнем лугу филиала преисподней. Картина поля боя до боли напоминала то, что она видела в Глосаше. Но если там повсюду лежали только мёртвые тела, то здесь всё было гораздо хуже. Живые и мёртвые смешались в какую-то чудовищную кучу, где было невозможно определить, кто перед тобой – друг или враг, и жив ли этот кто-то или уже умер от ран. Всюду была кровь, превращавшая истоптанную землю в грязь, и над всем этим ужасом стоял жуткий многоголосый крик боли. Девушка почувствовала, как от всего увиденного у неё кружится голова, хотелось бросить оружие и просто зажать уши руками, чтобы не слышать этого кошмарного воя, но сделать это было никак нельзя.
Как нельзя было использовать свой излюбленный приём – отключить все эмоции. Ей ещё предстояло вместе с Синалой помочь раненым, и времени на то, чтобы падать в обморок, как нервной девственнице в припортовом борделе, у неё не оставалось. Снеара глубоко вздохнула, стараясь не обращать внимания на пропитавший всё вокруг запах крови и распоротых внутренностей, сунула клинки в ножны, краем сознания отметив, что позже их нужно будет почистить. Но это могло сейчас подождать, а вот умирающие люди – вряд ли.
Жрица криво усмехнулась, обнаружив, что, едва она вспомнила о своих обязанностях, головокружение прошло, как по волшебству, и с горькой иронией констатировала, что железный организм меча богини явно не приспособлен к таким изыскам, как обмороки от нервного потрясения, а все неприятные ощущения – это не более чем последствия жуткой усталости. Ещё никогда она так сильно не выкладывалась в бою – ну если не считать встречи с излишне любопытной тварью в Северном лесу и охотником на жриц на торговом тракте, которые тоже, кстати, привели к потере сознания.
Девушка зашагала через поле боя к палаткам, куда сносили раненых, едко комментируя про себя свою поразительную способность нагнетать обстановку и драматизировать ситуацию, видимо оставшуюся ещё с тех времён, когда она была человеком, и теперь иногда проявляющуюся по старой памяти совершенно не ко времени. Это позволяло не обращать внимания на то, что происходило вокруг неё, давая возможность хоть немного контролировать ужас от мысли, что и она сама приложила руку к созданию этого кошмара.
Снеаре понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, как она ошибалась, считая поле боя самым страшным своим кошмаром. Лазарет оказался гораздо хуже. Стоны и крики раненых в замкнутом пространстве палаток звучали уже совсем жутко, запах крови и боли сводил с ума, а требовалось ещё осматривать пострадавших, накладывать швы и повязки. Но самым невыносимым было находиться среди смертельно раненых. Их следовало как можно скорее исцелять силой богини, но жриц, способных на это, было всего две, а людей, нуждающихся в помощи, гораздо больше. Девушка не сомневалась, что навсегда запомнит крики и мольбы о помощи. Солдаты из последних сил протягивали к ним руки и умирали потому, что целительницы просто физически не успевали до них добраться. Всё-таки любое лечение, даже божественное, требовало времени, а у этих несчастных как раз его и не было.
