Один вздохнул.
Гоблины, сказал он себе. Требовать разумного ответа от гоблина — все равно что допрашивать мертвого. Один обуздал нетерпение и начал сначала:
— Итак, расскажи мне, где мой брат?
В это время Локи и Мэдди находились в камере в Нижнем мире. Девочка готовилась к встрече с Громовержцем.
Эта камера изрядно отличалась от той, которую когда-то занимал Локи. Для начала, она выглядела опрятной и уютной: в ней стояла кровать с простынями и толстым лоскутным одеялом, торшер под абажуром с бахромой, маленький коврик с цветочным узором. Окно выходило на зеленые поля. На подоконнике стоял кувшин с цветами. На столике у кровати Мэдди увидела что-то весьма похожее на поднос с печеньем и чаем. У столика стояло кресло-качалка, в котором трудилась над вязанием очень маленькая и очень старая дама.
Локи за спиной засмеялся.
— Так вот она, камера Тора-Громовержца, — сказал он. — Боги, Тор, я знал, что ты извращенец, но это уж слишком.
Сбитая с толку Мэдди повернулась к нему.
— Я думала… Ты говорил, мой отец здесь.
— Так и есть, — усмехнулся Локи.
— Не понимаю.
Локи указал на старушку, которая продолжала раскачиваться и вязать в кресле.
— Познакомься с Элли, — произнес он. — Известной также как Старость. — И Локи снова засмеялся, глаза его сияли озорством и весельем.
Элли оторвалась от вязания и устремила на Мэдди пару глаз, черных и блестящих, как у птицы.
— Тише, — попросила она. — Муж спит.
Мэдди тихонько шагнула к постели. Несомненно, под одеялом кто-то лежал. Девочка видела лишь очертания плеча, младенческий белый пушок на черепе, тонком и хрупком, как яйцо малиновки.
— Прекрати! — Элли встала, опираясь на трость. — Имей уважение к старшим.
— Извините, — сказала Мэдди. — Я ищу отца…
— Отца, вот как?
— Тора, сына Одина. Его еще зовут Громовержцем.
Лицо старушки — сушеное яблочко — растрескалось на тысячу морщинок.
— Ты, наверное, ошиблась, дорогая, — предположила она. — Здесь только я и мой муж, который болен, бедняга одной ногой в могиле…
Мэдди повернулась к Локи.
— Ты солгал, — обвинила его она. — Отца здесь нет.
Локи покачал головой.
— Вспомни, что я тебе говорил, Мэдди. В Черной крепости каждый сам творец своей камеры. Каждый пленник назначает себе тюремщика из числа своих самых глубинных, самых неотвязных страхов.
— Своих страхов?
— В моем случае, как ты знаешь, это были змеи. В его — старость и мягкая постель. Каждому свое.
С этими словами Локи обошел кровать, и теперь Мэдди видела, как он перебирает в левой ладони маленькие руны, точно дротики, готовясь их бросить. Локи по-прежнему улыбался, но глаза его сузились, выдавая сосредоточенность.
— А ну прекрати! — рявкнула Элли, схватила палку и, хромая, быстро обошла кровать. — Не смей будить моего мужа!
Локи отскочил с ее пути. Она была старой, но проворной. Палка в ее руках потрескивала рунным светом.
— Отойди, — приказал он Мэдди и со скоростью лесного пожара бросил первую из своих рун в спящего человека.
Девочка узнала Ос. Цвета Локи еще немного поблекли. Старик дернулся и забормотал, его худая рука вцепилась в простыни.
Теперь Элли выглядела определенно зловеще. Ее черные глазки-пуговицы сверкали от ярости, лицо карги превратилось в перекошенную маску.
— Я тебя предупреждала, юноша, — прошипела она.
Локи бросил вторую руну — Наудр, перевернутую, — и снова его цвета потускнели, а старик завопил, словно в тисках ужасного сна.
Элли завизжала от злости и замахнулась на Локи своей рунной палкой.
Он поспешно отступил, и старуха промахнулась на самую малость, раздробив столик, что стоял между ними. Она снова ударила, промахнулась; последняя мерцающая пригоршня рун вылетела из пальцев Локи и ударила старика прямо в грудь.
— Что ты творишь? — заорала Мэдди, перекрикивая пронзительные вопли злобной карги.
Локи ничего не ответил, только стоял и улыбался. Его подпись быстро блекла: фиолетовое сияние стало призрачно-бледным. Но комната менялась. Исчезло окошко с милым пейзажем. Теперь щель в стене выходила в пустоту Нижнего мира. Остальное — кресло, занавески, ваза с цветами — тоже исчезло, осталась лишь кровать — простое каменное ложе, застланное гнилой соломой, — с ее единственным обитателем.
У них на глазах старик на ложе менялся и перевоплощался: росли мышцы, росло тело, все больше и больше, росли волосы, рыжие, как у Локи, росла борода, отчаянно топорщась. Наконец он открыл глаза, темные и горящие, как угли.
Громовержец пробудился в полном обличье, и земля содрогнулась под его поступью.
— Настало время сдержать обещание, — сообщил Локи Мэдди, пятясь от зловещей фигуры настолько, насколько позволяли размеры крохотной комнатки.
Тор единым шагом догнал его, по пути отбросив Элли в сторону, и остановился в двенадцати дюймах, возвышаясь над Локи на добрых два фута. Руки его потрескивали алым рунным светом.
— Какое обещание? — спросила Мэдди.
— Ты обещала вступиться за меня, если кого-нибудь из родственников… ну, скажем, расстроит мое неизменное долголетие.
— А! — вспомнила Мэдди. — То обещание.
Тор зажал шею Локи кулаком размером с рождественскую гусыню.
— Ты! — прогремел он. — Да я тебе все косточки переломаю и начну с твоей жалкой шеи. А затем еще раз переломаю, чтобы убедиться, что ни одной не пропустил. А затем истолку все кусочки в порошок. А затем, — он широко, багрово, дружелюбно усмехнулся, — я сделаю тебе немножечко больно.
— Кажется, я забыл тебе сообщить, — сказал Локи, — что у нашей общей подруги есть со мной кое-какие… дела…
Пальцы Тора сжались на его горле, окончательно перерезав доступ воздуха.
— Помоги, — выдавил Локи.
И когда Мэдди положила ладонь на плечо Громовержца и произнесла: «Отец…» — внезапно из дверей камеры донесся невообразимый грохот и Мировой змей ворвался внутрь, круша все на своем пути, заполнив гигантскими кольцами комнату.
Тор посмотрел на Мэдди.
— В каком смысле «отец»?
Он отпустил Локи, и тот распластался по стене, как можно дальше от Йормунганда. Элли, разозленная очередным вторжением, набросилась на Змея с тростью.
— Кошмар, — тихо пробормотал Локи. — Добро пожаловать в Нижний мир. Здравствуйте, детки.
