Торжественное облачение представителей высшей церковной власти, сияющие в неровном свете свечей, масляных светильников и факелов стражи кресты, блеск оружия стражи – все это должно было смутить уставшую, изможденную за год жизни в неволе девушку, заставить ее съежиться под обращенными на нее взорами, почувствовать себя неловко.
Анна видела все так, словно сама присутствовала на суде. Она уже не была Жанной, отделившись от нее, но и не став собой. Призрак, по воле всесильного мага оказавшийся там, где его никто не ждет. Шпион во вражеском лагере. Больше всего на свете она хотела сейчас сорвать с Жанны оковы и увести ее каким-нибудь волшебным способом из зала суда. Безошибочным чутьем хорошего воина она понимала, что готовится не суд в обычном его понимании, а травля. Где сто тридцать два служебных церковных пса будут преследовать одну скованную по рукам и ногам девушку. Это было несправедливо.
«Сегодня, 21 февраля 1431 года, в зале суда проходит первый публичный допрос женщины по имени Жанна, обычно называемой Девой», – прочла она лежащую перед писцом бумагу, на которой тот выводил свои закорючки.
– Подсудимая, назовите себя, как ваше имя или, возможно, прозвище, как вас обычно называют, – мягко попросил ее председательствующий епископ Пьер Кошон.
– На моей родине в деревне Домреми меня называли Жаннетой, а во Франции Жанной, – ответила Жанна и прикусила язык. На самом деле все знали ее под прозванием Дева, но она побоялась назваться так в церковном суде, так как это могло повлечь за собой обвинение в смертном грехе – гордыне.
– Да, в Домреми ее и вправду называли Жаннетой, я подтверждаю это, – не выдержал наблюдающий медиумический сеанс Гийом, Жиль был принужден шикнуть на него. Меж тем Анна что-то забормотала, и господин Бреладди был вынужден переспросить ее.
Должно быть, Деву спросили о возрасте, потому что Анна сказала:
– Мне девятнадцать лет или около того. Точно не знаю.
– Хорошо, моя дорогая, – магистр магии сделал знак, чтобы все замолчали и, ласково обратившись к Анне, попросил ее не бояться и рассказать то, о чем Жанну спрашивают судьи.
– Они хотят, чтобы Жанна присягнула, что будет отвечать на все вопросы суда с полной искренностью. Присягнула на Библии, но Жанна говорит, что это невозможно! Она не вправе разглашать те тайны, в которые была посвящена, ни человеческие, ни божественные. Господь запрещает ей открывать людям то, что не предназначено для их ушей. Дева спрашивает у меня, что она должна делать в этой ситуации?
– Бедное дитя, бедная Жанна, – запричитал пораженный в самое сердце Гийом ле Феррон, – она не может выдать ни тех, кто опекал ее все эти годы, ни своих подлинных родителей. Она вынуждена быть одна-одинешенька, в то время как Карл, которого она посадила на престол, не собирается ничего предпринять, для того чтобы спасти ее.
– Еще одно такое вмешательство, и я выведу госпожу Анну из транса, – зашипел на него Франческо Бреладди.
– Я не знаю, что вы намерены спрашивать; вы можете задать мне такой вопрос, на который я не обязана отвечать. Я клянусь говорить правду обо всем, что относится к делу веры, кроме «откровений», которые получала от Бога, – громко голосом Жанны прервала пререкания Анна, ее глаза горели, тело трепетало.
В это время в суде поднялся крик. Все орали, кто во что горазд. Неслыханно – ведьма отказалась присягнуть, как до нее делали все проходившие через церковный суд преступники. Ученые богословы и юристы спорили между собой о правомочности такой клятвы. Несколько раз председатель стучал по столу, но гомон не прекращался.
Сидевшая отдельно от всех на жесткой неудобной скамье Жанна спокойно ждала дозволения продолжить, уткнув локти в колени и подперев ладонями бледные щеки. Черный мужской костюм и черные до плеч волосы резко контрастировали с болезненно-белым лицом подсудимой. За время, проведенное в плену у бургундцев и затем в тюрьме в Руане, ее челка отросла и теперь покрывала брови.
Наконец суд пришел к решению принять клятву в том виде, как пожелала ее дать подсудимая, и судья продолжил:
– Суд хочет знать, была ли ты обучена какому-либо ремеслу?
– Да, – на лице подсудимой появился румянец, глаза заблестели задором, – да, господин судья. Моя мать научила меня прясть и ткать холсты. И я не побоялась бы состязаться в этом с любой руанской мастерицей!
В зале послышались смешки и одобрительные аплодисменты. Жанна весело раскланялась.
– Какие еще работы вы исполняли в доме своих родителей? – последовал новый вопрос.
– Живя в отцовском доме, я помогала по хозяйству, делала все, что делают другие женщины, но не пасла ни овец, ни других животных.
– Господин Бреладди, – Жак потянул мага за рукав, осторожно привлекая его внимание. – Нельзя ли узнать, в чем именно обвиняют Жанну?
– Дитя мое, – лилейным тоном медиум обратился к Анне. – Сейчас я попрошу тебя отойти от Жанны и подойти к судье, перед которым лежит документ с обвинением, или послушать, что говорят судьи. В чем они обвиняют нашу Деву?
– Я иду через зал. Но мне страшно. Жанна такая бледная и уставшая, она сильно разбилась во время побега из башни, у нее до сих пор болят кости. Мне жалко ее. Моя жалость удерживает меня рядом с ней. Разрешите мне остаться и выполнить долг телохранителя до конца?
– Не сейчас, дитя мое. Сейчас мне важно услышать то, в чем обвиняют Жанну!
– «Названная Жанна часто ходила к источнику и к дереву, именуемому Деревом Фей или Прекрасным маем. Где по ночам, а иногда и днем в те часы, когда в церквах шла божественная служба, она кружилась, танцевала, обходя в танце источник и дерево, плела из цветов венки и вешала их на ветви дерева, произнося до и после обряда колдовские заклинания и призывы к темным силам. К утру эти венки исчезали», – Анна произнесла пункт обвинения на одном дыхании, ее лицо при этом побледнело и пошло пятнами, она начала задыхаться, и маг был вынужден взять ее ладонь и нежно погладить ее, уговаривая потерпеть еще несколько минут.
– Вблизи Домреми, – уже более спокойным голосом, похожим на голос Девы, продолжила Анна, – растет дерево бук, в детстве мы любили играть рядом с ним. Его действительно называют деревом фей. Но лично я никогда не видела никаких фей. Рядом с ним есть источник. Говорят, что его вода может исцелить лихорадку, но я не знаю, правда ли это. Говорят, владельцем дерева является мессир Пьер де Бурлемон, рыцарь. Но я никогда не видела этого рыцаря, так же как не видела и фей. Когда я была маленькой, я любила играть с другими девочками под деревом. Там мы плели венки из цветов для статуи Богородицы в церкви Домреми. Я знаю, что другие почему-то надевали венки на ветви дерева, не помню, чтобы я делала что-нибудь подобное. Я несла цветы в церковь. Разве плохо приносить цветы в церковь?
Анна встала на ноги, но не удержала равновесия и упала в объятия стоявшего рядом Жиля, который тут же усадил ее обратно. Вызвали лекаря. Анна медленно приходила в себя. Было решено, что она отдохнет, а затем сеанс будет продолжен. После чего, не доверяя никому и уже не пытаясь маскировать их отношения, Жиль взял Анну на руки и отнес в их общую спальню.
