Почти год прожил Пейре в счастливом супружестве, ни разу не уличенным во лжи. Со своей дамой сердца Видаль расстался лишь один раз весной, когда трубы герольдов по всей земле призывают рыцарей любви сразиться на поэтическом и воинском турнирах/
За это время к Видалю несколько раз присылал своих гонцов Раймон Тулузский, приглашая юношу сделаться его придворным менестрелем, но Пейре мог думать только о прекрасной Вьерне.
Любимый, любящий, в самое короткое время достигший почестей и славы, Пейре до сих пор с глубокой скорбью вспоминал историю с принцем Рюделем, к которому испытывал нежную привязанность и которому хотел бы служить своим пылким сердцем, верной лютней, копьем и мечом. Второй причиной его печали был кумир его детства Бертран де Борн, с которым он также мечтал свидеться и о котором ничего не слышал с памятного боя у моста Дохлых собак.
Пейре совершенно не интересовался политикой, считая, что для того чтобы завоевать замок, нужно только очаровать его хозяев нежной песней, за которую те откроют ему ворота и наполнят кошелек звонким золотом. Он бился на турнирах, восхваляя имя дамы своего сердца, а по сути своей, жены Вьерны, но никогда не собирался воевать, командуя другими людьми. Его оружием были шутки, смех и песни, которые от раза к разу становились все лучше и лучше.
Ожидая наступления весны, Пейре не раз соревновался с Ларимурром в поэтическом искусстве. Выслушивал его поучительные рассказы о трубадурах минувшего и перенимал секреты игры на музыкальных инструментах, которых в каморке знаменитого трубадура было множество. Пейре мечтал вновь встретиться со славными музыкантами и поэтами и помериться с ними силой своего гения. Мечтал и ждал какого-то особого знака, позволившего бы ему отправиться в дорогу, на которой ждали его почести и слава.
Ведь, что греха таить, зима никогда не благоволила к трубадурам и странствующим рыцарям. Зимой любили жен, отдыхали и слагали песни, совершенствовались в искусстве владения мечом и стрельбе из лука, для того чтобы выплеснуть накопленную за неблагоприятное время силу и удаль на очередном турнире.
В последний месяц зимы к замку Табор подъехали сразу же два посланника, один из которых был одет в белые тамплиерские одежды, второй, по виду простолюдин, кутался в видавшую виды вязанку и постоянно дул на покрасневшие от холода руки.
Пейре велел накормить гонцов и первым расспросил о цели приезда рыцаря-крестоносца, который даже не пытался выказать Пейре какого-нибудь почтения, сразу же дав понять, что приехал от имени самого Ричарда Английского. И поэтому требует к себе должного отношения.
Рыцарь сразу же не понравился юноше, потому как вел себя вызывающе грубо. По всей видимости, он был одним из тех забытых богом дворян, крыша дома которых давно прохудилась, а через щели в стенах могли влетать птицы. Оттого он люто ненавидел поднявшегося за один год сына кожевника. Рыцарь держался крайне непочтительно, злобно таращась на ткани, которыми Пейре украсил серый камень стен, на великолепное оружие и музыкальные инструменты, развешенные тут же. На дорогие сосуды для вина и шелковые плащи, которые, точно на показ, как раз перед этим вытащил из сундуков Хьюго. Все это казалось посланцу невозможной роскошью, ее был явно недостоин такой выскочка, как Видаль.
Вручив Пейре свиток с королевской печатью, посланец попросил разрешения подождать ответа за предложенной ему ранее трубадуром трапезой и тут же вышел вон, кипя от злобы.
Видаль аккуратно отковырнул сургуч, не ломая его, кто знает, возможно, печать короля Ричарда еще сослужит ему службу, и, прочитав письмо, задумался. Теперь он знал имя таинственного «ржавого» рыцаря с распятьем на шлеме, который исчез из Тулузского замка так поспешно, что его никто не успел как следует разглядеть, а сам Пейре долгое время считал «ржавого» плодом своего разгулявшегося воображения или злым духом, посланным ему в качестве искушения.
Теперь все вставало на свои места; на турнире де Орнольяк и Бертран получили письмо, в котором говорилось о том, что король Генрих Второй при смерти. Мессен де Борн был другом сына покойного короля наследного принца Генриха и врагом графа Рига – нынешнего короля Ричарда Львиное Сердце. Поэтому трубадур и устремился в Аутафорт, чтобы либо спасать свою семью от мстительного Ричарда, либо поднимать новое восстание против ненавистного ему молодого короля. В тот же день Риго, или Ричард, по словам пажа, также получил письмо, после которого он с невиданной прытью отбыл из Тулузы, оставив Видаля в полном замешательстве.
Ясное дело, что в письме его возвещали о том же, о чем и де Борна.
И теперь «ржавый» любезно приглашал Видаля служить ему. От радости, что мечта сбылась и он, наконец, нашел для себя настоящего господина, Пейре велел подать дополнительного вина посланнику короля, даже забыв про обидный тон и неласковые взгляды последнего. Тем не менее, прежде чем написать подобающий ответ, – а надо сказать, что если читал Пейре довольно-таки быстро, писал он совсем плохо, а короли, как известно, не такие люди, которым можно отправлять плохо составленные и небрежно начертанные послания, – Видаль решил посоветоваться с Ларимурром и, между делом, выслушать второго посыльного.
Им оказался парень из Тулузы, служивший помощником кузнеца в районе, называемом Медной чашей. Письмо Пейре написал управляющий и одновременно с тем начальник охраны Гийома де ла Тур некий дворянин Андре Тильи, чье имя казалось смутно знакомым, но трубадур так и не смог вспомнить, знает ли он писавшего лично.
Управляющий сообщал, что знает об услуге, оказанной Пейре сэру де ла Тур у моста Дохлых собак, и только поэтому решился обеспокоить его своим письмом. Андре Тильи писал Пейре, что с той памятной ночи Гийом неоднократно отзывался о нем, как о своем друге, талантливом трубадуре и благороднейшем рыцаре. К чьей милости управляющий и взывал теперь.
В своем письме Андре Тильи сообщал, что Гийом де ла Тур тяжело болен, так как помешался умом после постигшего его несчастия.
Оказалось, что сразу же после отъезда Пейре в Канны влюбчивый и охочий до риска Гийом положил глаз на жену местного цирюльника прекрасную Марианну и похитил ее у мужа.
Гийом отвез любимую в свой дом, построенный на деньги отца, окружил ее там довольством и роскошью, заботясь о возлюбленной так, словно она была не земной женщиной, а небожительницей, сошедшей к нему с небес. Каждый день он пел ей прекрасные песни и рассказывал разные истории, которых знал превеликое множество.
Несколько месяцев они жили в радости и взаимных удовольствиях, но потом Марианна начала тяготиться обожавшим ее трубадуром. Часто она начинала плакать, сетуя на свою одинокую жизнь и невозможность встретиться с подругами и родственниками. Жизнь Марианны действительно чем-то напоминала жизнь затворницы – Гийом опасался происков цирюльника и оттого не позволял прекрасной возлюбленной выходить из дома. Впрочем, и сам он ради счастья постоянно видеть рядом с собой предмет своей страсти забросил двор и друзей. Однажды Марианна расхворалась и попросила де ла Тура позвать к ней подругу, но ревнивый Гийом решил, что возлюбленная притворяется, пытаясь провести его и послать записку бывшему мужу. Меж тем несчастной становилось все хуже и хуже, она много кашляла и ощущала такую телесную слабость, что не могла даже передвигаться по дому без помощи служанок. Тогда встревоженный трубадур пригласил лучших врачей, но те определили, что его дама больна неизлечимой болезнью и вскоре должна преставиться.
