Правду о связи своего трубадура с прелестной Вьерной знал только Ричард Английский, но он умел пенить рыцарей, любой ценой сохраняющих честь своей дамы незапятнанной. На этих ребят обычно можно было положиться, потому что своей чести они также не марали и не были способны ни на предательство, ни на забвение клятв и обещаний.
Пробыв в Перигоре два месила кряду и сделавшись любимым трубадуром не только короля Ричарда, но и его войска, Пейре отбыл в Тулузу в сопровождении небольшого отряда.
О том, как юный Пейре Видаль встретил на своем пути Бога Рыцарской Любви и его спутников
Сердце Пейре то замирало от страха за судьбу Гийома, то начинало петь, точно вырвавшаяся из золотой клетки птаха. Он возвращался в Тулузу. В город, в котором родился, где жили его отец и мать, где он выиграл первый в своей жизни поэтический турнир и был посвящен в рыцари.
И вот, не прошло года, как он возвращался посланцем короля Англии, вестником третьего крестового похода во славу Господа и его святой церкви. А значит, для многих благородных рыцарей, честных землевладельцев и простых воинов он, Пейре Видаль, приносил радостную весть о грядущих битвах, в которых достойные сумеют заслужить славу и почести, а многие поправить свое состояние, призвав милость Господа на свои дома и семьи.
Во главе небольшого, но почетного отряда из пятидесяти человек, не считая личного оруженосца Хьюго, разодетый в подаренный Ричардом плащ, в новой блестящей кольчуге с рубинами, Видаль чувствовал себя королем.
Под знаменем Ричарда рядом с Пейре скакали четверо благородных рыцарей, которым король повелел собирать армию, и трубадуры, специально обученные Бертраном, чтобы прославлять в своих песнях мужество героев и клеймить позором трусов и отступников. Двое герольдов и личный лекарь Ричарда, отправленный королем для лечения трубадура де ла Тура, также были одеты в белые плащи. Остальной отряд составляли простые воины и оруженосцы рыцарей.
И хотя дороги уже просохли и на небе вместо тяжелых черных туч светило ласковое солнышко и плыли похожие на отару овечек облачка, а деревья покрывались не только молодыми, зелеными листьями, но и цветами, крестоносцы были вынуждены останавливаться во всех, стоявших на пути замках. Где, пируя с хозяевами, вербовали их вместе с небольшими замковыми дружинами и сопровождающей челядью.
Впереди отряда скакали герольды, возвещавшие местным жителям о приближении посланников короля, дабы соскучившиеся по свежим сплетням дворяне могли пригласить путешественников в свои замки. А желающие помериться силами с благородными рыцарями на турнирных тупых копьях, палицах или мечах имели время облачиться в боевые доспехи и вспомнить слова своего вызова.
Развлекаясь подобным образом, Пейре и сопровождающие его рыцари чудно проводили время, каждый день знакомясь с дамами, охотясь с соколами и собаками да участвуя в организованных в их честь турнирах.
Однажды после пира в замке Руссильон, хозяин которого звался сэр Раймон, за невыносимый характер и полное отсутствие манер получивший прозвище Неистовый, с Пейре произошел странный случай. Он вышел побродить около замка, наслаждаясь теплым весенним солнышком и слушая пение птиц. Юноша отошел достаточно далеко от дороги и прилег на ствол поваленного дерева.
Местечко было хорошо тем, что Пейре мог видеть дорогу, мост и ворота замка, в то время как самого юношу скрывала дикая вишня. Пейре смотрел в небо, отдыхая после обильной трапезы. Голова приятно кружилась от «Гасконского» прошлого урожая и «Провансальского» шести лет выдержки. Потягиваясь от наслаждения, Пейре думал о жене Раймона Соремонде, чья красота сияла, словно драгоценный бриллиант в суровой короне Руссильона.
К ужину он обещал воспеть ее нездешний, северный и, казалось, светящийся ледяным светом лик. Что было не самым простым делом, потому как ходили слухи, что лучший трубадур Прованса, бесподобный Гийом де Кобестань, уже пять лет воспевает красоту и непорочность Соремонды. А значит, каждая строчка, рифма или сравнение будет оценено со всей пристрастностью.
Пейре вздохнул, в голову ничего не лезло, хотя можно было не рисковать и пропеть что-нибудь написанное заранее. Как известно, все красавицы тщеславны, а значит, мадонна узнает в воспеваемой Пейре абстрактной даме себя, и муж ее – рыцарь Раймон будет сидеть за столом, наливаясь гордостью, как клоп кровью.
Пейре перебрал несколько подходящих случаю песен и остановил выбор на нежной, словно лунный свет, кансоне.
Он хотел было вернуться к замку, где оставил лютню, чтобы, перебирая струны, вспомнить песню. Но тут трубадур явственно расслышал стук копыт и, приподнявшись на локтях, увидел прекрасное зрелище.
На поляну, на которой устроился трубадур, въехали красивый и изысканно одетый рыцарь, его дама и следующие за ними спутники – скорее всего оруженосец рыцаря и фрейлина госпожи.
Пейре встал, приветствуя незнакомцев и удивляясь про себя, отчего же он не приметил их в замке.
Увидев юношу, дама приветливо улыбнулась, и Пейре сразу же признал в ней самую красивую женщину на свете. Ее волосы были золотыми, а глаза пронзительно голубого цвета, при этом кожа была столь бела и нежна, а хрупкий легкий румянец столь трогателен, что казалось, беспощадные лучи весеннего солнца убьют ее. Рыцарь был тоже удивительно красив и учтив. У него было благородное загорелое лицо и светлые длинные волосы, его сюрко было расшито фиалками и розами, на голове рыцаря был венок из желтых цветов, должно быть подаренный его дамой.
Пейре поразил его конь, который был невиданной в этих местах масти. Его окрас странным образом сочетал в себе черноту южной ночи и белизну северных снегов. Нагрудник коня был щедро разукрашен бордовой яшмой и зелеными малахитами. Стремена были сделаны из халцедона. Пейре сразу же смекнул, что все эти замечательные вещи подойдут и ему. Нет, он не собирался вступать в бой и отбирать понравившуюся ему одежду и снаряжение. Жизнь в квартале ремесленников научила его: то, что один человек сделал своими руками, постаравшись, может воспроизвести и другой, поэтому, поджидая компанию, он уже наметил, какому портному закажет расшить одежду и кто из мастеров разукрасит яшмой и малахитом конскую сбрую.
Видаль отсалютовал рыцарю и учтиво склонился перед его спутницей.
– Позволит ли благородный рыцарь мне и моим спутникам отдохнуть в тени этих замечательных деревьев? – спросила дама.
– О, прекрасная донна! – в присутствии столь прекрасной женщины Пейре ощутил прилив вдохновения. – Умоляю, располагайтесь здесь и располагайте мной, так как отныне и навеки я ваш слуга. В тени цветущей вишни так уютно. Щебет птиц показался мне ангельским пением, после того как я увидел вас…
– Пейре Видаль, – неожиданно окликнул его рыцарь, и трубадур вздрогнул оттого, что незнакомец знал его, в то время как он впервые в жизни видел рыцаря. – Мы не можем оставаться здесь надолго. Поэтому знай же, что мы посланцы горнего мира, мое имя Рыцарская Любовь, достойнейшая дама, которой ты предложил отдохнуть в тени вишни, носит имя Благосклонность. А наши спутники зовутся Стыдливостью и Верностью.
