Книга Рыцарь Грааля, страница 59. Автор книги Юлия Андреева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Рыцарь Грааля»

Cтраница 59

Но кроме «особо выгодного» пути существовал и другой – путь души, благородное паломничество, которое трубадуры совершали по призыву своего сердца и любопытства. И было это посещение самых знаменитых и воспетых во многих песнях дам того времени. Так, все без исключения трубадуры и странствующие рыцари рвались познакомиться с дамами, чьи замки Сайссак, Кааб-Ape и Отполь располагались в непроходимых лесах Черных гор, на вершинах которых гулял вольный ветер и откуда можно было увидеть все пятьдесят башен Каркассонского Ситэ. Прекрасная альбигойка Эрменгарда из Сайссака, Стефания Лоба из Кааб-Ape и Брунисенда из замка Отполь безраздельно царствовали в этих мистических лесах и песнях влюбленных в них рыцарей.

Инфант Фуа трубадур Раймон Друт, Аймерик из Монреаля, сам Рамон де Мираваль, сочинивший сирвенту об «особо выгодном пути», и, конечно, же Пейре Видаль прославляли этих дам, делая их имена еще громче, а славу еще прочнее.

Женщина-Луна, ее муж и возлюбленный

Думая о необыкновенной красоте мадонны Соремонды, Пейре перебирал струны гитары, слегка покачиваясь в седле и никуда не спеша. Дорога к замку Руссильон была одна, так что Видаль и его верный оруженосец не боялись заблудиться. Тем более что оба уже бывали в этих местах. Роскошная свита и королевские атрибуты в этот раз пришлось оставить под присмотром своих людей в Арагоне, так как Пейре еще помнил омерзительный нрав хозяина Руссильона и не исключал, что корон, трона и ложа можно лишиться, попадись они на глаза проклятому Раймону. Для того чтобы как следует подразнить руссильонского господина и всласть потрепать его нервишки, хватало и прекрасных арабских жеребцов, на которых с ленивым безразличием восседали Пейре и Хьюго.

Спокойно и грациозно великолепные всадники на не менее великолепных лошадях приближались к замку. Видаль наигрывал что-то на своей новой гитаре, вспоминая обстоятельства прошлой встречи, и силясь отгадать, что изменилось за время его отсутствия в замке.

Правда Пейре снова не сочинил ничего для прекрасной Соремонды, чья северная красота хоть и притягивала трубадура, но почему-то не вдохновляла его даже на самое крохотное стихотворение. Что было странно, учитывая то обстоятельство, что он всегда брался сочинять по просьбе или заказу и обычно это у него получалось очень даже хорошо. Должно быть, причиной такого трубадурского невезения было то, что он никак не мог выбрать образ, который бы олицетворял саму донью Соремонду до такой степени, чтобы буквально был ею. Впервые Видаль ставил перед собой такую серьезную задачу, но, сколько он ни бился, ничего не получалось.

Увлеченный своими мыслями Пейре не сразу услышал топот копыт за спиной. Заметивший первым одинокого всадника так же, как и они направлявшегося в сторону замка, Хьюго остановил своего коня и, вынув из колчана стрелу взвел тетиву лука. Нагнавший их всадник был одет в черный плащ, темно-синее сюрко, поверх которого красовался кожаный нагрудник с несколькими металлическими пластинами.

На голове его вместо шлема был одет изящный берет, из-за левого плеча выглядывала дека домры. Незнакомец был худ и высок ростом, с длинными до самой талии каштановыми волосами и карими близко посаженными глазами. Манера езды незнакомца и то, как он себя держал, выдавали в нем не привыкшего к походам и тяжелому вооружению воина. Скорее всего это был изящный придворный.

Незнакомец представился первым, и Пейре возблагодарил судьбу, пославшую на его путь самого лучшего трубадура Прованса Гийома де Кобестань, с которым Пейре уже давно мечтал свести дружбу. Лучшим Гийом де Кобестань был не только по мнению большинства, лучшим, во всяком случае в искусстве стихосложения, его признавал и сам Видаль, чего с Пейре практически никогда не случалось. Победитель множества трубадурских турниров он по праву считал лучшим себя, отдавая должное лишь Гийому. И то как поэту, а не как трубадуру, так как песни Гийома де Кобестань он слышал от бродячих менестрелей, не зная до сих пор самого автора и не слыша его пения и игры.

Гийом также был наслышан о Видале и был не менее его рад знакомству.

В тот день в Руссильоне веселились и пировали от души, Пейре и Гийом в шутку соревновались между собой в трубадурском искусстве, испрашивая у хозяина, его несравненной супруги и донны Маргариты, сестры Соремонды, темы для песен, и с легкостью и проворством исполняя полученные заказы. При этом Раймон требовал песен, славящих соколиную и псовую охоту. Он не проявлял ни куртуазности, ни просто хороших манер, был резок и груб в выражениях, так что несколько раз задетый за живое Пейре порывался было затеять ссору, но всякий раз мягкий и более дипломатичный Гийом выручал его, ловко меняя тему разговора или начиная новую песню.

Соремонда жаждала песен о любви и рыцарских подвигах во славу прекрасных дам. Она залилась слезами, когда Пейре рассказал ей историю любви и смерти принца Рюделя, память о котором все еще жгла сердце самого трубадура.

Маргарита же хотела слышать песни о живущих ныне героях, желательно тех, с которыми Пейре и Гийом были знакомы лично. Маргарита уже достигла того волшебного возраста, когда девушка начинает мечтать о своем прекрасном принце, негодуя на неторопливых родственников, не желающих вывозить ее на богомолья, турниры и в гости и не дающих возможности присмотреть себе будущего мужа.


Ночь, время любовных серенад и нежных объятий, время трубадуров и рыцарей любви, служащих свои поэтические молебны в храме, в котором вместо свечей светят звезды, а вместо хоралов звучат песни любви.

Дождавшись ночи, Пейре взял в руки белую лютню и, бесшумно ступая, прокрался мимо спящего Хьюго, который несомненно увязался бы за господином, во что бы то ни стало желая охранять его от ночных грабителей, несших свою службу стражей и ревнивых мужей, чей сон Видаль меньше всего на свете желал потревожить.

Конечно же, в замке было полно стражи, часть из которой несла неусыпную службу. Но… трубадуры – особый народ, годы постоянных мотаний по чужим замкам и домам, ночные вылазки, частые потасовки и интриги в дипломатии сделали их бесшумными и видящими в темноте, пожалуй, лучше, чем при дневном свете. Чей образ жизни и образ мысли настолько отличался от общепринятого, что нередко внушал непонимание и страх.

Выбравшись в замковый двор, Пейре скользнул вдоль стены здания туда, где начинался забитый бурьяном и заросший дикими розами сад, по которому так любили гулять божественная Соремонда и ее юная сестра, надеясь увидеть оттуда ее окно и пропеть ночную серенаду; Как вдруг между деревьев он увидел женский силуэт. Ночная дама была с головы до ног укутана в светлую и, казалось, переполненную лунным светом накидку. Ее лицо скрывал шелковый капюшон, но Пейре не нужно было видеть лица для того, чтобы произнести наконец в своем сердце давно испрашиваемый им образ – Женщина-Луна. И действительно, тонкая, неземная красота прекрасной донны как будто происходила откуда-то оттуда – из далекого и манящего звездного неба, откуда быть может, она прилетела когда-то на землю и куда в скором времени должна была вернуться. Мысль о кончине донны Соремонды казалась нелепой, если учитывать возраст прекрасной дамы и ее цветущий вид, но одновременно с тем Пейре знал, что это так. Слишком уж неземным, чересчур прозрачным и возвышенным показался трубадуру и королю поэтов явившейся в ночи образ Женщины-Луны.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация