— Неприличными словами не выражаться! — гаркнул я известную цитату в багровое зарево, окончательно поглотившее Виталю и его развеселую компаху.
* * *
Мы вновь сидели вчетвером: я, Паисий, Тихон и Александр. Последний, впрочем, с момента нашего знакомства не произнес ни слова, присутствуя при разговоре в качестве «мебели». Только глазами туда-сюда зыркал, из чего можно было сделать вывод, что разговоры наши он слушал, и слушал внимательно…
— Понимаешь, — продолжал Тихон затронутую вчера тему, — в нашем мире много одержимых. Судя по всему, гораздо больше, чем в том, что был до Переноса.
— А я бы и не так сказал, — вмешался Паисий. — В нашем мире кто не одержимый, так в борении находится… И выигрывают это борение единицы…
— Вы, понятно, выиграли уже… — Я специально сделал паузу, дожидаясь продолжения. Ясно, сейчас меня будут наставлять в вере. Отточат на мне свои проповеднические способности. Последователей любого культа хлебом не корми — дай кого еще в свою веру обратить или с проповедью выступить…
— Почему «уже»? — с удивлением откликнулся Паисий.
— Так ведь вы, я полагаю, последователи единственно верного учения? — ядовито усмехнулся я. — И это помогло вам выиграть все битвы этого вашего… боренья! И у тех, кто к вам присоединится, не жизнь будет, а… варенье!
Нехорошо, конечно, за хлеб-соль ядом платить, но если они думают, что меня за грибную похлебку купить можно только потому, что я вежливый и воспитанный полуэльф…
— Насчет единственно верного учения — тут ты, хочется верить, не ошибся. А насчет того, что мы чем-то от всех остальных разумных отличаемся, — вот тут ты пальцем в небо.
Удивили. Неправильные какие-то монахи. Особенно меня «хочется верить» напрягло. Что он подразумевает?
— Не по-онял… — протянул я.
— А чего тут не понять — сказано же тебе: кто не бесноватый, тот, за редким исключением, скоро будет, и мы не это самое исключение.
— А как же вы живете тогда?
— Милостью Божией…
Сказано это было так просто, без рисовки и надрыва, что стало понятно: да, Паисий действительно верит в то, что жив он, сидит со мной балакает на околофилософские темы, а, скажем, не катается в корчах по полу единственно милостью своего Бога.
— Уточни, пожалуйста, я вот — бесноватый? — решил прояснить я свое положение.
Все равно не сходится. Если все бесноватые, то как же свобода воли? Вообще, что ли, нет ее? А что тогда есть?
— Ты — в борении! — просветил меня Тихон. — То, что в твоих снах к тебе приходит демон, да неслабый, — для меня очевидно. И «голос» этот — прямое подтверждение.
— Да миллионы людей, не говорю о прочих разумных, живут и в ус не дуют! И в игры ваши не играют! Я от вас за полтора дня столько всего о демонах наслушался, сколько за всю жизнь не знал!
— Не кипятись, Петя, — Паисий был само спокойствие. — Миллионы разумных о демонах только потому не слышали, что в открытую борьбу с ними не вступали. И не вступали по одной причине — они уже ее проиграли.
— Это как проиграли? — не понял я.
— Мы верим, что, поклоняясь не Создателю, а разным богам или божкам, разумные поклоняются демонам, — все с тем же непоколебимым спокойствием заметил Паисий. — И именно поэтому не имеют особых проблем, сохраняя свободу воли… и даже свободу встать на путь борьбы… до самой смерти. А потом, — тут Паисий вздохнул, — потом… Потом — это потом… Почти не имеют проблем и атеисты: чего демонам с ними бороться, если они никак со стороной не определятся, за кого они… Демонам, как и нам, грешным, лишние враги ни к чему… А вот те, кто привлек к себе особое внимание надмирных и подмирных сил, — те в борении. Как мы. И как ты.
— Вы что, светлых богов тоже демонами считаете? — Я обалдеваю от такой наглости!
— Точно! Нам все равно — четверка светлых богов или Молох, Кали и ее демоны. Раз поклоняешься не Создателю — значит, демону.
— Врете, и я могу это безоговорочно доказать, — заметил я в «солидной» манере, как на семинаре. — Про Мардога, бога солнца, что скажете? А его знак вампирам очень не по вкусу. А сами же говорили, что вампир — это демон, захвативший чужое тело! Как же демон на демона ополчится?
— Ничего подобного! Не Мардога это знак. Крест — он везде крест. Именно креста боятся вампиры. Называй его знаком солнца, знаком Мардога, коловратом или свастикой, как хочешь! Не суть. Он — Крест… И по милости Божьей дано было оружие против демонов простым людям, даже и язычникам. Но спасибо надо не какому-то там Мардогу говорить. У многих народов — тот же крест, но имени Мардога они и не слышали. И бога-солнце многие зовут по-своему. И вообще это нормально для язычников — обожествлять стихии. Ветер, воду там… Солнце — уж обязательно!
— Там еще загогулинки, у креста!
— Не валяй дурака, Петя: с загогулинками, без загогулинок — все равно крест.
— А святая вода? Ее ведь если в серебряном сосуде со знаком солнца светлым богам посвятить, то она вампирам — как серная кислота!
— Святая вода, говоришь? — Паисий начал даже слегка паясничать: — А если в медном сосуде? Или оловянном? А если на сосуде знака креста не будет?
— Нет, не получится ничего… — пришлось признаться мне. — Не слышал о таком…
— Так, может, дело не в богах, а в кресте или в серебре? По логике если рассудить?
* * *
Спорить с религиозными фанатиками — увольте! Хотя должен признать, что-то в их словах есть, какая-то система. Богословие, если честно, никогда не было моим особым коньком, да и народ вокруг меня колени, на молитве стоячи, в кровь не стирал. Принято было, что колдуны в основном поклоняются Арру, против вампиров хорошо знаки Мардога действуют, а всякие чудеса — это не богов дело. Колдунов — пруд пруди, и почти каждый воду в вино превратит, если напряжется, конечно…
Примерно об этом я и сказал монахам. Они только потупились и признались мне, что очередной их церковный раскол из-за того и произошел, что один ретивый неофит с неслабыми колдовскими способностями начал на каждой службе такие фокусы выделывать — из лучших побуждений, вероятно.
Странные монахи… Нормальные служители культов в леса не отселяются. Только если уж человеческие жертвы приносят и не хотят, чтобы их видели. В чем, в чем, а в этом христиане никогда замечены не были. Они и к колдунам относились всегда очень настороженно. Нормальные служители нормальных культов в городах храмы строят, денежку в кружку собирают, силы копят, а затем рационально их используют. А чтобы христиане какие-то чудеса творили — не было такого. Скорее наоборот, они кудесника из своей среды на пинках вынесут. И чтобы нормальные монахи из какого ни возьми ордена каждому встречному признавались, что они почти что одержимые, но это не мешает им веровать и молиться, — не бывать такому никогда!
Разговор был довольно откровенным, и Александр, молчавший до того в тряпочку, потихоньку стал отмокать. Видно было, что он тоже хочет высказаться, но стесняется товарищей. Надо бы его подтолкнуть…
